У небольшого причала я нашел старую полуразвалившуюся лодку. Она была наполовину затоплена, и мне пришлось вычерпать из нее воду, прежде чем спустить на воду. Затем я стал пробираться по проходу между зарослями папируса, осторожно отталкиваясь шестом. Когда вода стояла низко, хижина была на суше, но теперь у ее опор вода доставала до плеч.
К одной из свай была привязана лодка поновее моей. Она была пуста. Я привязал свою лодку рядом и, забравшись по шаткой лесенке на помост, заглянул в старую охотничью хижину. Свет струился через дыры в соломенной крыше, но это не портило ее, так как у нас, в Верхнем Египте, дождей не бывает.
С того самого дня, как мы с Таном обнаружили эту хижину, я не видел в ней такого беспорядка. Одежда, оружие и кухонная утварь были разбросаны по полу, как обломки доспехов и трупы на поле боя. Вонь винного перегара перебивала даже запах несвежей пищи и немытых тел.
Тела же лежали на грязном матрасе в дальнем углу хижины. Я осторожно пробрался по заваленному вещами полу, чтобы осмотреть их. Они были живы. Женщина застонала, заворчала во сне и перевернулась на спину. Она молода, и ее обнаженное тело достаточно соблазнительно. Груди большие, а внизу живота темнела короткая поросль жестких курчавых волос. Однако даже во сне лицо ее казалось грубым и неумным. Тан, без сомнения, нашел ее в одном из портовых притонов.
Он всегда был очень разборчив и никогда не пил много. Эта тварь и множество пустых кувшинов из-под вина, составленных вдоль стен, показывали, как низко он пал. Я посмотрел на него и едва смог узнать. Лицо распухло и заросло нечесаной и немытой бородой. Очевидно, он не брился с тех пор, как я видел его у стен гарема.
Женщина проснулась. Ее глаза остановились на мне, одним ловким кошачьим движением она соскользнула с матраса и бросилась к кинжалу, висевшему на стене рядом со мной. Я выхватил оружие из ножен прежде, чем она дотянулась до него, и выставил вперед обнаженный клинок.
– Уходи, – тихо приказал я. – Иначе ты ощутишь в брюхе нечто такое, чего там еще не бывало.
Она собрала вещи с пола и быстро натянула одежду, злобно разглядывая меня.
– Он не заплатил мне.
– Думаю, ты уже сама щедро вознаградила себя за работу. – Я махнул кинжалом в сторону двери.
– Он обещал мне пять золотых колец.
Ее тон изменился, в голосе слышалась мольба.
– Я уже двадцать дней работаю не покладая рук. Я делала для него все, что только нужно. Готовила, содержала дом в чистоте, обслуживала его и убирала рвоту, когда он напивался. Мне нужно заплатить, я не уйду, пока мне не заплатят…
Я схватил ее за длинные черные волосы и подтолкнул к двери, затем, не выпуская, помог спуститься в худшую из двух лодок, в которой сам приплыл. Как только она оттолкнулась шестом от помоста и я уже не мог ее достать, на меня обрушился такой поток ругательств, что цапли и другие водяные птицы испуганно вылетели из зарослей камыша вокруг нас.
Когда я вернулся к Тану, он даже не пошевелился. Я проверил кувшины. Большая часть из них была пуста, но в трех еще оставалось вино. Мне стало интересно, как ему удалось запастись таким количеством выпивки. Скорее всего, послал женщину в Карнак, и какой-нибудь лодочник помог ей. Судя по количеству кувшинов, здесь всему отряду Синего Крокодила хватило бы на полгода. Немудрено, что Тан находился в жутком состоянии.
Я посидел немного рядом на матрасе, всей душой сочувствуя Тану. Он пытался погубить себя. Я понимал это и не презирал его. Любовь к моей госпоже была столь велика, что Тан не хотел жить без нее.
Разумеется, я также злился на него за то, что он так дурно обошелся с собой и позволил непростительной жалости к самому себе овладеть им. Тем не менее даже в столь жалком состоянии в нем оставалось какое-то благородство, вызывавшее во мне восхищение. В конце концов, не он один был виноват в этом. Моя госпожа тоже пыталась принять яд и умереть. Я понял и простил ее. Разве мог я не понять и не простить Тана? Я печально вздохнул: двое молодых людей были для меня самыми близкими в этом мире. Затем я поднялся на ноги и принялся за работу. Сначала постоял немного над Таном, разжигая в себе злобу, чтобы по-настоящему грубо обойтись с ним. Потом схватил его за ноги и потащил из хижины. Он почти пришел в себя и слабо выругался, но я не обращал внимания на слабые попытки остановить меня и выбросил его через дверь хижины. Тан полетел головой вперед и с оглушительным всплеском ушел под воду. Я подождал, пока он всплыл и, толком не придя в себя, начал барахтаться около лестницы.
Я спрыгнул в воду рядом с ним, схватил обеими руками за волосы и засунул голову под воду. Какое-то время он сопротивлялся слабо и мне удавалось удерживать его под водой. Потом в нем проснулся инстинкт самосохранения, и он начал биться изо всех сил. Меня выбросило из воды и швырнуло в сторону, как веточку во время бури.
С диким рыком Тан выскочил на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и стал яростно отбиваться от невидимого врага. Ударом кулака он мог оглушить гиппопотама, поэтому я поспешно отошел подальше и наблюдал за ним с безопасного расстояния.
Кашляя и задыхаясь, Тан кое-как добрался до лестницы и повис на ней. Мокрые волосы струились по его лицу, закрывая глаза. Видимо, он сильно наглотался, и я даже почувствовал тревогу. Мое средство могло оказаться слишком сильным. Я уже собрался прийти ему на помощь, когда он широко раскрыл рот и оттуда хлынула вонючая смесь болотной воды и полупереваренного вина. Я был поражен количеством этой отвратительной жидкости.
Он по-прежнему висел на лестнице, захлебываясь от недостатка воздуха. Я подплыл к одной из свай и подождал, пока его вырвало еще раз, а потом сказал, вложив в свои слова все презрение, на которое был способен:
– Моя госпожа Лостра не могла бы гордиться тобой сейчас.
Он огляделся залитыми водой глазами и наконец увидел меня:
– Проклятие, Таита! Так это ты пытался утопить меня? Идиот, я же мог убить тебя.
– В твоем теперешнем состоянии ты мог навредить только кувшину вина. Боже, какое отвратительное, жалкое зрелище ты собой представляешь! – Я взобрался по лестнице в хижину, оставив его в воде. Он тряс головой и бормотал что-то себе под нос. Я начал убираться в хижине.
Прошло довольно много времени, прежде чем Тан последовал за мной и пристыженно уселся у входа. Не обращая на него внимания, я продолжил уборку, пока наконец ему самому не пришлось нарушить молчание.
– Как ты живешь, дружище? Мне не хватало тебя.
– Другим тебя тоже не хватало. Крату, например. Флотилия билась с врагом в низовьях реки. Им бы пригодился еще один меч. А кроме того, моя госпожа Лостра тоже скучала по тебе. Она говорит о тебе каждый день, и любовь ее по-прежнему чиста и искренна. Интересно, что бы она подумала о той шлюхе, которую я выгнал из твоей постели.
Тан застонал и схватился за голову:
– Ох, Таита, не произноси имени своей госпожи! Мне невыносимо слышать его.
– Так открой кувшин вина и валяйся в собственном дерьме из жалости к себе, – сердито предложил я.
– Я потерял ее навсегда. Что бы ты на моем месте сделал?
– Мне потребовалась бы вера и выдержка, так же как и ей.
Он жалко взглянул на меня:
– Расскажи мне о ней, Таита. Как ее здоровье? Вспоминает ли еще обо мне?
– Это-то как раз и есть самое печальное, – с отвращением проворчал я. – Она больше ни о чем вспоминать не хочет. Готовится к тому дню, когда вы сможете соединиться.
– Этот день не придет никогда. Я потерял ее навсегда и больше не хочу жить.
– Хорошо! – коротко согласился я. – Тогда не будем больше тратить времени. Пойду и скажу госпоже, что ты даже не захотел выслушать ее послание. – Я проскользнул мимо него, скатился по лестнице, прыгнул в лодку и уже собирался оттолкнуться.
– Подожди, Таита! – окликнул он меня. – Вернись.
– Зачем? Ты хочешь умереть? Умирай. Я пришлю бальзамировщиков за трупом.
Он смущенно улыбнулся мне:
– Ладно, я веду себя глупо. Пьянка выбила меня из колеи. Вернись, умоляю тебя. Передай послание Лостры.
