Глава тридцатая,
в которой герой обнаруживает прекрасного принца там, где предпочел бы никогда его не встречатьДобрались мы без проблем. Проблемы возникли тогда, когда я переступил порог родного дома… Где меня ждал сюрприз. Очень-очень неприятный.
Собственно, это был не совсем мой дом. Сперва мы заехали в Свартхёвди. Но после обряда мой дом был его домом, а его, соответственно, моим. Однако меня это как-то не утешило. Вот блин! Стоит уехать на каких-то жалких сорок — пятьдесят дней — и на тебе!
Нет, никто не умер, слава Богу. И с моей Рунгерд всё было в порядке. И с моей «как бы невестой» Гудрун — тоже. Только вот моей невестой она больше не была. Потому что у нее появился жених. И такой, что мне даже бороться расхотелось. Никаких шансов. Просто никаких…
Когда мне было лет десять, я хотел вырасти именно таким. Высоким широкоплечим блондином с синими глазами и лицом молодого Клинта Иствуда. Шансы были, потому что родной брат моей матушки выглядел именно так.
Но генетика распорядилась иначе, и годам к шестнадцати я уже точно знал, что до детской мечты мне никак не дотянуть. Впрочем, меня это уже почти не беспокоило, потому что трудно было отыскать такого блондина, которого я не побил бы на фехтовальной дорожке. А девушкам я нравился какой есть. Не то чтобы они вешались на меня гроздьями… Ну, бывало, и вешались. Девушки любят победителей ничуть не меньше, чем красавцев. Это мы, мужики, по природной простоте, больше на внешность реагируем.
И вот теперь, через много лет, я вновь пожалел о том, как невыигрышно распределились родительские гены. Потому что передо мной стоял мой тогдашний идеал мачо. Идеал дружелюбно улыбался и протягивал мне руку. А на другой его руке висел мой другой идеал. Женский. Моя бывшая невеста Гудрун. И она тоже улыбалась мне радостно-радостно. Мол, гляди, дорогой Ульф, какого я славного парня отхватила!
Мне больно, но я вынужден признать: они очень подходили друг другу. Удивительно красивая пара! Ведь этот парень был не просто высоким и широкоплечим блондином. Этого добра в средневековой Дании — навалом. Вон Свартхёвди тоже такого экстерьера… Этот, нет, язык не поворачивался назвать его парнем… Этот молодой джентльмен обладал не одной лишь атлетической фигурой, но и отменно благородной внешностью. И безусловной харизмой. Я чувствовал расположение к нему, хотя должен был возненавидеть, ведь он увел мою невесту.
Увел, собака, окончательно и бесповоротно. Поскольку только что принес свадебные дары. И дары эти были благосклонно приняты. Еще бы их не приняли! Это были роскошные дары! Достойные конунга.
Впрочем, новый жених Гудрун и был почти что конунгом. Вернее, конунгом был папа. А он, Эйвинд Харальдсон, был, соответственно, сыном конунга. Правда, не старшим, а младшим, но всё равно сыном — принцем. Или королевичем, как кому больше нравится. А еще у благородного Эйвинда был свой хирд.
Вопрос: откуда взялся мой удачливый соперник? И зачем ему понадобилось жениться на Гудрун — девушке из хорошей (вне всякого сомнения) семьи, но отнюдь не дочери конунга. Даже не дочери ярла. И приданое ее, по королевским масштабам, выглядело очень, очень скромно…
Ответ: принц Эйвинд влюбился.
На свое счастье (и мое несчастье, соответственно), королевич приехал на Сёлунд из Вестфолда[45] по зимней дороге, дабы предложить себя и своих хирдманов в союзники Рагнару-конунгу.
Гудрун он встретил случайно. На главном рынке Роскилле, куда она (вместе с мамочкой, разумеется) выбралась проветриться и пошопинговать.
Красота Гудрун так поразила королевича, что он забыл о цели своего визита и забросил дела грабительские ради дел любовных. А подарки, которые приготовил для Рагнара-конунга, взял да и вручил Гудрун. Как свадебные дары. Спутники Эйвинда, викинги с солидным разбойничьим стажем, решили, что королевич спятил. Рагнар, по-моему, тоже так решил, потому что не обиделся. И разрешил влюбленному королевичу присоединиться к его орде. Ну да, к психам здесь относятся с уважением. Считается, что безумие означает близость к богам. См. «теорию образования берсерков» в изложении Каменного Волка.
Безумие — безумием, но денежки счет любят. Спутники Эйвинда выразили ему вотум недоверия. В ответ влюбленный королевич послал их Горму в пасть и в сопровождении доверенного слуги отправился к своей возлюбленной.
И тут появился я.
Представили меня Эйвинду уже в новом качестве: как побратима Свартхёвди. Я поначалу даже и не возражал, поскольку растерялся.
Рунгерд вела себя как-то странно. Меня вроде бы сторонилась. Может, ей было неудобно, что засватала дочку? Вот и верь после этого женщинам. Когда я взялся сопровождать Медвежонка к дедушке-сихану, она обещала мне безмерную признательность. И вот она, благодарность! Формальное приветствие, формальное обращение… Словно мы — чужие.
Зато Гудрун цвела и пахла. Хорошо пахла: в списке свадебных даров имелась коллекция арабских благовоний. Вела себя как птичка. Обняла меня, поцеловала и защебетала восторженно: Эйвинд такой, Эйвинд сякой… Потащила дары смотреть… Будто я — ее подружка. Складывалось ощущение, что она — совсем дурочка. Или — абсолютно бесчувственная. И на хрена мне такая нужна? Может, мне стоит Эйвинду спасибо сказать?
Хренушки! Это — не от мозгов. Это — генетическое. Тянуло меня к Гудрун пуще прежнего. Хотелось ее на руках носить, ласкать-баловать… Ну и всё прочее. Пускай — дурочка. Пускай — законченная эгоистка. Лишь бы — моя.
Но она была не моя, а этого чертова королевича.
Одно приятно: Медвежонку красавец норег сразу не понравился. Может, из-за меня: моя женитьба на Гудрун изначально — его идея. А может, из-за Эйвиндова высокомерия. Разговаривал тот подчеркнуто вежливо. И вел себя соответственно. Однако чувствовалось: он к нам снисходит. Как английский лорд с пятисотлетней родословной — к нуворишу из России, прикупившему по случаю футбольный клуб.
Я видел, что у Свартхёвди руки чесались поучить красавца. Он и попробовал, только не получилось. В настольные игры королевич играл лучше. И в мяч. Из лука стрелял как нам и не снилось. Копье метал на тридцать шагов дальше, чем я. Правда, метал я — так себе.
Думаю, сойдись мы на мечах, я бы его завалил. Но повода не было. И вообще, я чувствовал себя не в своей тарелке. Кто я такой, чтобы рушить счастье двух влюбленных? Тем более Гудрун уже приняла дары. Это, считай, помолвка. Официальная. Разорвать ее может только смерть или нечто совсем уж выходящее за рамки. Например, если жених (не дай Бог!) убьет ближайшего родственника невесты.
