Сигрид сидела и молча слушала его. Она думала о том, что Эльвир безоговорочно решил отправиться в поход и что это может изменить жизнь обоих. Она вспомнила Гудрун, тетку Эльвира, не пожелавшую снова выйти замуж после гибели мужа. И Сигрид поняла, что сокровищем Гудрун были ее воспоминания и что это сокровище никто не мог у нее отнять.
Внезапно Эльвир поднял голову.
— Агапе… — произнес он.
— Имеет ли это какое-то отношение к нашей любви?
— Я не знаю. Думаю, что вряд ли. Но мне пришла в голову вот какая мысль: возможно, дело обстоит так, что когда кто-то отдает себя целиком и без оглядки, он каким-то непостижимым образом становится богаче…
Сигрид долго молчала, но потом любопытство взяло верх, и она спросила:
— Что же случилось с твоей любовницей?
— Я никогда не собирался жениться на ней, — ответил он. — Но я помог ей собрать хорошее приданое, и она удачно вышла замуж.
— А потом? — спросила Сигрид.
— Потом я пошел в учение к священнику, — ответил он. — Целый год я прожил со священниками и монахами, изучая христианство. Я пробовал обходиться без женщин, но это у меня не получалось… — Он вдруг задумался о чем-то. — Если бы я продолжал учение…
Сигрид прижалась щекой к его щеке.
— Не грусти, — сказал он. — Все образуется…
***
Турир взял с собой на юг сына, чтобы тот познакомился со своей родней. С ними отправился и старший Сигурд Турирссон.
В плаваньи с ними был и Финн Харальдссон: у него, как это полагалось хёвдингу, был свой собственный корабль. Финн не был в Трондхейме с тех самых пор, как в ярости удрал оттуда три года назад. Эльвир оказался прав, предсказав результат его женитьбы: что все пойдет из рук вон плохо. Так что теперь Ингерид осталась дома с родителями и дочерью от Финна.
Сигурд, брат Сигрид, до этого никогда не был в Эгга, но даже если усадьба и произвела на него впечатление, он не показал виду.
Он растолстел с тех пор, как Сигрид в последний раз видела его, и вид у него был теперь еще более устрашающий. На миг у нее возникло чувство страха, которое она испытывала к нему, будучи ребенком; но теперь это вызвало у нее улыбку. И когда она протянула ему руку, улыбка эта стала шире и спокойнее.
— Добро пожаловать в Эгга, Сигурд, — сказала она.
И когда он взял ее руку в свою большую, теплую ладонь, она впервые почувствовала спокойствие в его присутствии.
У Турира было много новостей из Бьяркея, и Сигрид расспрашивала его обо всем подряд. Но она услышала не только хорошие новости.
Он сказал, что Халльдор Свейнссон умер. В последнее время Халльдор чувствовал себя неважно, и однажды осенью он оступился и упал в воду. После этого он совсем слег, его мучил кашель, он задыхался. Не помогли ни жертвоприношения, ни лекарства, ни прочие средства, бывшие в распоряжении Хильд, и через неделю он скончался.
Хильд очень сдала после этого, сказал Турир, сразу лишившись как бодрости, так и мужества. Совершенно не старея в течение последних двадцати лет, она вмиг стала старухой.
Единственным утешением для нее было то, что сын ее вернулся домой из дальних странствий; теперь он управлял усадьбой.
Сигрид восприняла близко к сердцу смерть Халльдора, но еще больше она беспокоилась о Хильд. Она не могла представить себе Хильд старой и немощной — расторопную Хильд с бойкими черными глазами. Она не забыла, как много Хильд сделала для нее, когда она была еще ребенком, как дала ей напоследок «плавающие камешки» и серебряный молот Тора, которые так помогали ей впоследствии. И она подумала о том, какой неблагодарной была сама. Ведь при малейшем порицании со стороны Хильд она шла к Туриру и просила его заступиться. И то, что она говорила Туриру, не всегда бывало правдой.
И ей захотелось снова увидеть Хильд, пока еще не поздно, поговорить с ней и сказать, что теперь она гораздо лучше понимает переживания Хильд.
За два дня до отплытия должно было состояться великое жертвоприношение в Ховнесе, где находился главный храм Спарбюггья. На жертвоприношении в честь победы должны были присутствовать те, кто собирался на юг с ярлом Свейном и не был христианином. Самому ярлу это не очень нравилось, но он не хотел силой отвращать кого-то от его веры.
Эльвир заранее обещал придти и не собирался нарушать данного им слова. Но он отказался быть жрецом. Эту обязанность взял на себя Сигурд Турирссон, верховный жрец Трондарнеса.
Финну Харальдссону не хотелось присутствовать на жертвоприношении — он не испытывал особого желания встретиться с Ингерид. Узнав, что приехал Финн, Хакон Блотульфссон прибыл в Эгга, чтобы поговорить с ним. Но Финн, приветливо встретивший Хакона, сразу стал беспокойным, едва речь зашла об Ингерид.
Сигрид не могла наглядеться на Финна: он стал еще выше и шире в плечах, в его облике чувствовалось спокойное достоинство на грани высокомерия. Из него получился настоящий хёвдинг.
И когда Сигрид спросила, чем он занимался в последние годы, он ответил, что был викингом.
— А я-то думала, что ты занимался торговлей, — удивленно произнесла она.
Он засмеялся:
— Для этого я был слишком зол.
Больше она ничего не смогла от него добиться, но от Турира узнала, что он ходил на Запад. И через пару лет, полных сражений, вернулся домой на собственном корабле и с командой.
А пока сын был в походе, Харальд Финссон утонул, отправившись зимой на парусной лодке ловить рыбу.
Потом Финн вернулся в Грютей, где строго наказал всех ленивых рабов и слуг, живших в свое удовольствие при его отце.
Эльвир не отправился со всеми в Ховнес, решив подождать, пока закончится жертвоприношение. И когда он прибыл вместе с Сигрид, огромный жертвенный котел уже стоял на огне.
Усадьба Ховнес была очень красива, с видом на фьорд. Сигрид заметила неуверенность, с которой многие приветствовали их: всем было известно, что произошло в церкви. Однако Эльвира усадили рядом с хозяином усадьбы. По другую сторону от хозяина Ховнеса сидел Сигурд, а рядом с ним — Турир.
Сигрид направилась к женскому столу, и ее усадили между Астрид, хозяйкой Ховнеса, и Гуннхильд из Хюстада, с которой Сигрид познакомилась, когда Эльвир в первый раз возил ее в Мэрин.
Между женщинами завязался разговор о детях и о роженицах. Гюда из Гьеврана, тоже сидевшая там, принялась рассказывать об одной женщине из Хеггвина, умершей недавно при родах.
Сигрид молчала. Ей трудно было понять смешанное со страхом наслаждение, светившееся в их глазах, когда они рассказывали подобные вещи. Она сидела и смотрела на их высокомерно кивающие головы. Одна из самых молодых, которая еще никогда не была беременной, сидела с полуоткрытым ртом и застывшими от страха глазами, слушая эти рассказы.
