Прежде чем заковать Энтони в цепи, его каждый день подвешивали за запястья к потолку камеры и поднимали, чтобы ноги висели на локоть от пола. И оставляли в таком положении, пока он не терял сознание от боли. Его заковывали в железного «аиста», пока кровь не шла из ушей и носа, не дав али ему спать ночи напролет, тыча в него зубцами вилки еретика. Сильвестр не уезжал из Лондона, отдал стражникам целое состояние, чтобы они позволили ему видеть Энтони и обрабатывать его раны. Лопнувшая от бесчисленных ударов плетью кожа, въевшиеся в плоть кратеры от раскаленного железа.
— Зачем ты делаешь это? — кричал Сильвестр. — Чтобы доказать нам, что можешь быть благородным человеком, а нам с Фенеллой тем временем и жизнь не мила?
— Фенелла тоже? — робко спросил Энтони.
— Что значит «Фенелла тоже»?
— Фенелла тоже не может выносить того, что я такой, как есть?
Сильвестр уложил голову Энтони на колени, пригладил его сбившиеся на лбу и щеках волосы.
— Мы любим тебя, — произнес он. — Мы вынесем все, что ты на нас взвалишь, но не то, что ты позволяешь до смерти пытать себя ради этого человека. Ты делаешь это из-за меня, Энтони? Потому что он супруг моей сестры? Не нужно. Ты знаешь мою семью. О Джеральдине позаботятся — что бы ни случилось с тем чудовищем, за которое она вышла замуж. Назови им его имя, чтобы они наконец-то перестали мучить тебя.
— А потом?
— Что значит «а потом»?
— Если я донесу на графа Роберта и его осудят и сожгут, кто тогда присмотрит за кораблем?
Сильвестр так растерялся, что только и смог пролепетать:
— Каким кораблем?
— Его нужно вытащить из воды, — пробурчал себе под нос Энтони. — «Мэри Роуз». Отсюда я ничего не могу для него сделать, я не видел его много лет, мне нужно проверить шпангоуты, чтобы решить, как его можно укрепить. Но пока что его нужно вытащить из воды, иначе он сгниет. Граф Роберт позаботится об этом.
Корабль нужно было вытащить из воды. И ради этого Энтони проводил ночи в камере, где у заключенных заживо гнила плоть, потому что вода затапливала их по шею! Сильвестр замахнулся и ударил его по щеке, ударил человека, лежавшего у него на коленях, истерзанного и беззащитного, прямо по лицу.
— У меня в доме живет девушка, которая любит тебя! — закричал он на него. — Эта чудесная, сильная девушка сломается из-за твоей судьбы, а тебя беспокоит только этот проклятый корабль?
Лицо Энтони помрачнело. Взгляд бронзово-карих глаз стал пустым, он тщетно пытался скрыть, насколько сильно обижен.
В этот миг Сильвестр понял, что несправедлив к своему другу. Как он может наказывать его за то, что делает его таким уникальным, что придает ему сил, поддерживает его на плаву?
— Прости меня, — плаксивым голосом произнес он. — Энтони, я не выдержу, если ты умрешь.
— Если ты не выдержишь, то больше не приходи ко мне, Сильвестр.
Сильвестр обнял его и поклялся приходить к нему каждый раз, когда ему позволят. В какой-то момент конвокация хоть и перестала посылать к нему палачей, пытать и выспрашивать у Энтони, кто ему это приказал, но надсмотрщики продолжали издеваться над ним. Граф Роберт, за которым какое-то время наблюдали с некоторым подозрением, вернул свое положение при дворе, с рекордной скоростью приобрел королевское расположение. По чертежам Энтони он построил для королевского флота корабль водоизмещением в двести тонн, организовал технический осмотр всех кораблей и написал книгу о кораблестроении, которая должна была выйти в печать под патронатом Генриха Тюдора.
Книга была сердцем мечтаний Энтони. Ему было семь, когда он заявил: «Мы, англичане, потеряли много веков. Если мы хотим когда-нибудь строить корабли, которые будут плавать в Индию и Китай, нам нужно начать записывать то, что нам известно о кораблестроении».
Больше Сильвестр его не упрекал. Лишь один-единственный раз он обнял Энтони за плечи и спросил: «Разве это правильно, что ты даришь все свои знания, весь свой талант этому чудовищу, который рядится в твои одежды, а тебя в награду оставляет погибать?»
«Разве это правильно, что Тиндейл, которого ты так превозносишь, посылает свои знания в Англию? — спросил его в свою очередь Энтони. — Людям, которые будут ликовать и есть свиные шкварки, глядя на его костер? Что ему делать со своим знанием? Задохнуться?»
На это Сильвестр ничего не ответил. Если передача своих знаний защищает Энтони от полного отчаяния, то разве имеет он право отнимать ее у него?
Вскоре после этого Энтони перестал разговаривать. Так же, как тогда, после смерти Ральфа. Сильвестр пришел в тюрьму в майский вечер и нашел его сидящим на корточках у стены камеры. В ответ на вопросы, которые Сильвестр стал задавать другу, он получил лишь пожимания плечами и равнодушие на лице. Бумага для рисунков, которую он принес ему раньше, до сих пор лежала нетронутая. Энтони стал пленником собственного молчания.
Сильвестр содрогнулся. Те образы не отпускали его, но он снова мог контролировать свое тело. Анна Болейн коснулась его руки.
— Я задала вам вопрос.
Он заставил себя улыбнуться так, как она того заслуживала.
— Я вам тоже. Даже два.
— Ну хорошо. Ваш ответ в обмен на два моих, договорились?
А потом вы отправитесь в путь.
Сильвестр с трудом кивнул.
— Это так трудно объяснить. Мой друг строит корабли. Это его стержень. Он спас демона Рипонского, чтобы тот был его рупором, способом нашептать королю на ухо о своих корабельных мечтах. Пожалуйста, попытайтесь не видеть в моем друге монстра, который ценит корабли больше людей. Кораблестроение — это единственная часть мира, которую он понимает. Врата, в которые он может просунуть руку и через которые он может общаться с людьми.
Смех Анны Болейн прозвучал почти нежно.
— Вы поэт, мой мечтатель. В человеке, о котором вы слагаете такую песнь, нельзя видеть монстра. Впрочем, я не вижу демона и в Роберте Маллахе. Просто слабого человека. Вы с ним встречались? Вы знаете, какой он крошечный и как икает, когда разговаривает?
— Мне говорили об этом, — ответил Сильвестр. — Но когда я стоял перед ним, то ничего подобного не заметил. Боюсь, я увидел демона там, где передо мной стоял икающий человек. И буду видеть его всегда.
Она похлопала его по плечу.
— Вы очень милы, Сильвестр. Милы, как кудрявый щенок, и открыты, словно корсаж деревенской шлюхи. Ничему подобному нас не учит жизнь при дворе, и вот вам ответ на ваши вопросы. Я была рада помочь вам, и я уверена, что вы тоже сможете мне помочь. Я не знаю других людей, о которых могла бы сказать то же самое.
Она была прекрасна, желанна, ее имя было у всех на устах. Почему чужак оказался единственным человеком, от которого она надеялась получить помощь?
