При нашем приближении к краалю все женщины и дети вышли к нам навстречу; во главе их шла Зинита, старшая жена Умслопогаса. Встретили они нас радостно, но при виде того, как много не хватает воинов, которые месяц назад выступили в поход, радость их сменилась печалью, и рыдания вознеслись к небу.
Умслопогас нежно приветствовал Зиниту, но мне показалось, что в его обращения звучала неискренность. Сначала она разговаривала с ним кротко, но когда узнала все, что случилось, ее слова из кротких стали резкими, и она начала бранить меня и с гневом накинулась на мужа.
Все это случилось много лет назад, а недавно я слышал, что Умслопогас бежал на север и стал на всю жизнь бездомным бродягой, и случилось это также из-за женщины, которая предала его и обвинила в убийстве Лусте, бывшего, подобно Галази, его названным братом. Не знаю, как все это случилось, но этот сильный и свирепый человек страдал той же слабостью, как и его дядя Дингаан, слабость эта погубила его, и я больше никогда не увижу своего питомца.
Итак, отец мой, мы сидели вдвоем молча в хижине, как вдруг мне показалось, что на тростниковой кровле копошится крыса.
Я снова заговорил:
— Умслопогас, наконец настал час, когда я должен сообщить тебе тайну, которую я скрывал с самого дня твоего рождения!
— Говори, отец! — отвечал он с удивлением.
Я подкрался к двери хижины и выглянул из нее. Ночь была темная, и никого не было видно или слышно вокруг, из предосторожности я обошел хижину. Отец мой, когда тебе придется сообщать тайну, не поддавайся так легко обману. Недостаточно осмотреть все кругом и позади. Осмотри пол и огляди крышу, приняв все эти предосторожности, уходи оттуда и в другом месте сообщи свою тайну. Зинита была права, я — глупец, несмотря на свою мудрость и седые волосы. Если бы я не был глупцом, я бы выкурил крысу, забравшуюся на кровлю, прежде чем стал говорить. Крысой той была Зинита, которая влезла на кровлю и лежала там в темноте, приложив ухо к дымовому отверстию и прислушиваясь к каждому нашему слову.
— Слушай, — сказал я, — ты не сын мне, Умслопогас, хотя с детства называл меня отцом. Твое происхождение более знатно, Убийца!
— Я был доволен своим отцом, старик, — возразил Умслопогас, — происхождение мое казалось мне достаточно почетным. Скажи мне, чей же я сын?
Я нагнулся вперед и прошептал, но, увы, недостаточно тихо: «Ты сын умершего Черного, ты происходишь от Чаки и Балеки, сестры моей!»
— Следовательно, я все же остаюсь в родстве с тобой, Мбопа, и радуюсь этому. Кто мог подумать, что я — сын этого человека-гиены? Может быть, поэтому я, подобно Галази, люблю общество волков, хотя не чувствую в сердце никакой любви к отцу своему и его дому!
— У тебя мало причин любить его, Умслопогас, ведь он убил твою мать, Балеку, и хотел убить также и тебя. Но все же ты сын Чаки!
— Я вижу, что для того, чтобы узнать в толпе своего отца, надо иметь зоркие глаза, дядя. Припоминаю теперь, что когда-то слыхал уже этот рассказ, хотя давно забыл его!
— От кого слыхал ты этот рассказ, Умслопогас? Еще недавно знал обо всем этом только один человек, остальные давно умерли. Теперь известно только нам обоим! (Отец мой, я не подозревал о третьей.) От кого же ты узнал всю правду?
— Узнал я правду от мертвого; по крайней мере, Галази-Волк слыхал этот рассказ от мертвеца, который сидел в пещере на горе Призраков. Мертвец сказал ему, что вскоре явится на гору и станет его братом человек по имени Умслопогас-Булалио, сын Чаки; Галази повторил мне этот рассказ, но я давно забыл о нем!
— Видно, мудрость живет среди мертвых, — отвечал я, — теперь тебя зовут Умслопогас-Булалио, а сегодня я объявляю тебе, что ты сын Чаки. Но выслушай меня!
И я рассказал ему все, начиная с минуты рождения; повторил слова его матери Балеки, когда я рассказал ей свой сон, и описал ее смерть, совершившуюся по приказанию Чаки, и величие, с которым она умерла. Умслопогас заплакал, хотя плакать ему случалось редко. Когда рассказ приближался к концу, я заметил, что слушает он невнимательно, как слушает человек, в сердце которого зародился тревожный вопрос. Не дав мне договорить, он прервал меня:
— Итак, дядя Мбопа, если я — сын Чаки и Балеки, Нада-Лилия мне не сестра?
— Нет, Умслопогас, она только твоя двоюродная сестра!
— Все же близкое родство! — заметил он. — Впрочем, оно не будет служить препятствием к браку между нами! — И лицо его стало радостным.
Тут я понял, что Умслопогас любит Наду, и сказал ему:
— Нада еще не у твоих ворот и, может быть, никогда их не отыщет! Я желаю, Умслопогас, чтобы ты правил Землей Зулу по праву рождения; хотя будто бы все складывается неблагоприятно, но мне кажется, что можно найти способ осуществить мою мечту.
— Каким образом? — спросил он.
— Многие из великих вождей, моих друзей, боятся и ненавидят Дингаана. Если бы они знали, что сын Чаки жив и сын этот — Убийца, они подставили бы ему свои плечи, чтобы, опираясь на них, он достиг власти. Воины чтят имя Чаки, он обращался с ними жестоко, но был щедрым и храбрым королем. Они не любят Дингаана: жесток он не менее Чаки, но дары его не так щедры, поэтому они с радостью приняли бы сына Чаки, если бы достоверно узнали о его существовании. Но в том-то и вопрос, что им пришлось бы положиться только на мое слово. Надо постараться убедить их!
Вскоре после этого Умслопогас покинул меня и пошел в хижину Зиниты, своей инкосикази; она лежала, завернувшись в одеяла, и, по-видимому, спала.
— Привет тебе, супруг мой, — сказала она медленно, как бы только пробуждаясь. — Мне снился странный сон, будто тебя называли королем, и все полки зулусов проходили перед тобой, приветствуя тебя, как короля!
Умслопогас с удивлением взглянул на нее, он не понимал, слыхала ли она что-нибудь или то был вещий сон.
— Подобные сны опасны, — отвечал он, — и тот, кому они снятся, хорошо делает, если молчит, пока они не забудутся!
— Или не сбудутся! — возразила Зинита, и снова Умслопогас с удивлением взглянул на нее.
После этой ночи я начал свою деятельность: выслал шпионов в краали Дингаана и от них узнавал все, что происходило у короля. Он хотел было собрать войско для нападения на племя Секиры, но в это время до него дошла весть, что буры, числом до пяти тысяч всадников направляются к его краалю. Поэтому Дингаан не мог выслать войска к горе Призраков, и мы, живущие в ее тени, пребывали там в покое.
На этот раз амабуну были разбиты, потому что Богоза, шпион, завел их в засаду; убитых было немного, остальные отступили только для того, чтобы впоследствии вернуться снова, и Дингаан это понял. В то же время белые люди из Наталя, англичане, напали на Дингаана через низовья Тугелы и были перебиты нашими воинами.
