Друст с удовольствием проводил взглядом арьергард конников, которые столь досаждали ему последнее время. Кавалерийская ала преодолела гребень холма к западу от форта и окончательно скрылась из виду.
– Я так скажу: их трибун – человек благоразумный. И впрямь, чего им сидеть и глазеть, как мы тут себе задницу почесываем? А, Кальг? Мы еще выждем несколько часов, чтобы уж наверняка, да и двинем на север, поищем тот отрядик, о котором давеча толковал «язык». – Оглянувшись на неожиданное молчание предводителя сельговов, он увидел кислую физиономию. – Что такое? Не рад, что они убрались? Ты же теперь можешь делать что угодно: хочешь – иди в родные земли, хочешь – оставайся с нами. Угроза миновала!
Кальг поджал губы, тихонько покачивая головой.
– Что-то слишком все гладко, Друст, уж так гладко, что не по себе. Я этого трибуна знаю с давних пор. Он не из тех, кто вот так запросто повернется спиной. Он кого-то оставил, как пить дать. Сидят да наблюдают, чтобы подать сигнал, когда мы тронемся в путь.
Друст негромко рассмеялся.
– Да, Кальг, никто не возьмется утверждать, что ты склонен недооценивать врага – если не считать, что допустил-таки его в собственное становище. Разок обжегся, вовеки не забудешь, а? Ну да ладно, специально для твоего успокоения я прикажу прочесать местность. Думаю, полтысячи моих бойцов любого соглядатая вынюхают.
Турма добровольцев принялась за запоздалую трапезу лишь после того, как они достигли южных отрогов тех возвышенностей, что лежали за Туидием. Сначала, разумеется, каждый кавалерист покормил своего коня овсом, что хранился в фуражной сакве, притороченной к седлу, и лишь после этого люди уселись перекусить вяленым мясом и заветренным сыром, пока стреноженные лошади пощипывали траву. К северу нависали холмы, чьи усыпанные щебнем склоны отсвечивали росой под бледным утренним солнцем. Силий ел на ногах, не сводя взгляда с востока и ожесточенно перемалывая ломоть свинины. Марк поднялся и встал рядом.
– Что дальше, декурион? По холмам, по долам?
Он терпеливо выждал, пока Силий не прожует. Насилу проглотив жилистый кусок и скорчив гримаску, его собеседник отхлебнул воды из баклажки, после чего махнул рукой на север:
– Если ты вон про те горки, то можешь забыть. Это готовое кладбище для конницы. На осыпях лошади либо ноги себе переломают, либо вовсе кувыркнутся в пропасть вместе со всадником. Имей в виду, что снизу склон всегда кажется менее отвесным, чем на самом деле. Нет, думаю, мы просто-напросто колонной по одному, легкой рысцой пустимся вдоль подножий в сторону побережья, а там видно будет. Мало ли что попадется по дороге. Хотя в такой дали от брода вряд ли кого можно найти… Словом, пройдя несколько миль, перевалим через холмы, где попроще, и двинемся дальше, до пересечения с трактом, который пролегает где-то милях в пяти от брода. По моим расчетам, этот маневр выведет нас в тыл любых наблюдателей, которые присматривают за местом возможной переправы. Там мы их и перехватим, когда они побегут в крепость с донесением.
Силий обернулся к людям, которые еще завтракали, устроившись на отлогом склоне.
– Ладно, хорош заправляться. Встаем, путь неблизкий.
Преторианцы завтракали неподалеку от тракта, когда на нем появилась пара верховых гонцов с севера. Натянув поводья, они придержали коней перед Хищником, который заступил им дорогу, маша рукой, чтобы те остановились. Спешившись, оба всадника отсалютовали центуриону. Испещренный шрамами офицер вернул приветствие и знаком пригласил к костру.
– Я – Рапакс, сотник из Четвертой когорты преторианской гвардии, а это мои люди. Мы двигаемся на север, преследуя беглого изменника, который скрывается от имперского правосудия, и любые сведения могут оказаться нам полезны. Давайте, присаживайтесь, переведите дух и заодно расскажите, что вам известно. А уж мы в долгу не останемся, вот и еда, берите, не стесняйтесь…
Солдаты раздвинули круг, чтобы вновь прибывшие могли погреться у огня, и те благодарно кивнули в ответ. Один из гонцов задержал взгляд на лошадях, что были привязаны к деревцам, окружавшим поляну. Хищник передал каждому по ломтю хлеба, согретому близостью костра.
– Так вы, значит, доставляете сводки с севера?
Старший из гонцов кивнул и заговорил с набитым ртом:
– Да, центурион, мы пару дней назад разбили мятежников. Ворвались к ним в становище, накромсали кучу сельговов, но вот вениконы удрали, так что сейчас мы за ними охотимся. Они укрылись в Трех Вершинах…
Откровенное недоумение, отразившееся на физиономии преторианского сотника, заставило гонца пояснить:
– Ну, так крепость называется, милях в пятнадцати отсюда. Мятежники ее разграбили и сожгли по пути на юг. Кстати, они похитили одного из наших офицеров, и он что-то такое им под пытками сказал. Что именно, неясно, но мы решили чуток отойти, чисто для видимости, чтобы выманить их из форта. Наш трибун считает, что синеносые по какой-то причине нацелились на когорту ауксилиев.
Эксцинг вскинул голову и с любопытством уставился на кавалериста.
– Когорта ауксилиев? У меня двоюродный брат в такой служит, обороняет Вал. Как же она называется-то… Что-то такое на букву «тэ»…
– Тунгры? Так это и есть та самая когорта.
Фрументарий наморщил лоб, разыгрывая задумчивость.
– Тунгры, тунгры… Нет, вроде не то. Может, на букву «вэ»? Ну да не суть важно. Вы, получается, с донесением к наместнику, я верно понял?
Старший гонец горделиво кивнул, а его напарник потянулся к поясу в поисках какой-то вещицы.
– Да, к вечеру будем в Шумной Лощине и передадим сообщение тамошним нарочным, а уж те доставят его наместнику. «Восьмитысячная дружина варваров заняла Три Вершины, в ближайшее время ожидаем их выдвижения на север, предположительно для перехвата тунгров, направленных освобождать Динпаладир».
Младший гонец удрученно помотал головой, явно потерпев неудачу в поисках, после чего обратился к своему товарищу:
– Должно быть, в наседельнике оставил. Минуточку…
Эксцинг прищурился.
– Динпаладир?
Гонец охотно пояснил:
– Это на местном наречии. А переводится что-то вроде «Крепость из тысяч копий».
Эксцинг поднял брови.
– Ихняя вотадинская столица. Тунграм дали кое-кого из наших ребят и послали на север, освобождать Динпаладир от сельговов, хотя с какой стати вениконам понадобилось совать туда свой нос, ума не прило…
Хищник насквозь пробил кинжалом глотку гонца и, пружиной вскочив на ноги, бросил руку к поясу, где висел второй нож, в то время как младший гонец уже бегом преодолел последние шаги, прыжком вскочил в седло и ударил лошадь каблуками. Замахнувшись, Хищник на долю секунды придержал у виска тонкую полоску железа – и метнул ее, закрутив в полете. Сверкнул полированный металл, вонзился в шею галопирующего всадника, тот покачнулся от боли, но каким-то чудом удержался в седле и через пару секунд уже скрылся вдали, во весь опор несясь по мощеной дороге. Хищник только головой покачал, глядя ему вслед, после чего обернулся к окаменевшим от изумления гвардейцам:
