Откровенничать Костер не любил, но в то же время не очень стеснялся в описаниях своих приключений и похождений, и, основываясь на его же собственных обмолвках, я однажды осмелился задать ему вопрос:
— Простите меня, мистер Костер, но… но, если я не ошибаюсь, вы в былое время занимались вывозом негров из Африки в Америку для плантаторов?
— При случае возил и негров! — не улыбнувшись, ответил янки.
— А… а не приходилось ли вам заниматься… пиратством?
— Немножко! — ухмыльнувшись, ответил Костер, раскуривая свежую сигару. — Но это было в молодости. Глупое занятие, которое вовсе не так прибыльно, как о нем думают.
— Кажется, вы были королем у каких-то индейцев?
— Дважды, мой юный друг! В первый раз в 1796 году я сверг с престола одного глупого кацика племени краснокожих, обитающих в среднем течении Амазонки. Престол, собственно говоря, меня не прельщал, потому что у этих идиотов имеется глупейший обычай время от времени угощать своих кациков стрелами, кончики которых пропитаны ядом кураре. Но мне хотелось добраться до таинственного сокровища этого племени.
— И вы добрались?
— Разумеется, добрался!
— И что же?
— Овчинка выделки не стоила: таинственные сокровища состояли попросту из целой коллекции… медных кастрюлей и кувшинов. Я был очень разочарован, и, конечно, поторопился сбежать, предоставляя своим верно- и неверно-подданным позаботиться о моем заместителе…
— А второй раз?
— Второй раз я был торжественно избран королем одного из готтентотских племен в Южной Африке.
— И долго царствовали?
— Несколько месяцев, покуда мне не удалось продать одному работорговцу всех моих верноподданных за тысячу фунтов стерлингов.
— Простите, мистер Костер, а на чем вы специализировались теперь?
— Ищу подходящее дело, мой юный друг. Покуда ни на чем не остановился еще. Но, может быть, что-нибудь подвернется. Я — человек деловой, без работы скучаю.
— В Новый Орлеан вы отправляетесь по делу?
— Да. По тому же самому делу, которое привлекает туда вашего почтенного родственника, капитана Джонсона.
— Могу ли узнать, что это за дело, сэр?
— Спросите у Джонсона, молодой человек.
Но капитан Джонсон считал излишним делиться со мной своими секретами, и, таким образом, цель нашего путешествия в Новый Орлеан осталась для меня неведомой вплоть до прибытия в этот город.
В Новом Орлеане «дядя Сам» вел тот же таинственный образ жизни, что и в Филадельфии, то есть постоянно исчезал из дому и пропадал по целым суткам. Иногда я видел его в компании с Костером и с какими-то другими достаточно подозрительной наружности молодцами, по-видимому, все моряками.
Однажды Джонсон привел с собой в гостиницу какого-то небрежно одетого молодого человека.
— Познакомься, Джонни! — сказал он мне. — Это мистер Шольз, инженер.
Шольз рассеянно пожал мне руку.
— Можем приступить к опытам? — осведомился он.
— Сейчас! — ответил Джонсон. — Ведь вам нужен бассейн с водой!
— Какого-нибудь корыта достаточно, — ответил Шольз, державший в руках длинный деревянный ящик.
Весело ухмылявшийся негр, слуга гостиницы, притащил в номер Джонсона глубокое деревянное корыто и наполнил его водой. Тогда Шольз извлек из своего таинственного ящика какой-то, по-видимому, металлический предмет. Это было веретенообразное тело длиной в три четверти метра, выкрашенное голубовато-зеленой краской. Один конец этого тела был острый, другой несколько срезан. И у срезанного конца имелось поразившее меня приспособление: заключенное в неподвижном ободе подвижное колесо с мелкими, причудливо изогнутыми лопастями, колесо это сидело на оси, выдвинувшейся из веретенообразного тела.
— Это и есть ваш «Гимнот»? — осведомился Джонсон с любопытством.
— Да, — коротко ответил Шольз, старательно заводя при помощи массивного ключа какую-то пружину, помещавшуюся в корпусе «Гимнота».
Затем он осторожно спустил «Гимнота» в воду. Веретенообразное тело почти совершенно погрузилось в воду: наружу торчала только маленькая верхняя площадка и заводной ключ.
В то же мгновенье колесо принялось крутиться, разгребая лопастями воду, и «Гимнот», правда, очень медленно, почти, незаметно, но все же пополз по воде, или, вернее сказать, под водою.
Все корыто было длиной около полутора метров, и потому «Гимнот» скоро уткнулся острым носом в противоположный край. Дальше ему идти было некуда. Шольз флегматично вынул его из воды, перевернул, снова опустил в воду, и «Гимнот» прополз обратно до другого конца корыта.
— Занятная штука! — вымолвил наблюдавший эволюции «Гимнота» Костер.
— Очень! — подтвердил Джонсон.
— Не пройдет двадцати пяти лет, — живо отозвался молодой инженер, — не пройдет, джентльмены, и двадцати лет, может быть, — как всем вашим ста двадцати пушечным фрегатам военного флота вот эта штука положит конец.
— Вы в это верите? — усомнился Джонсон.
— Я это знаю, — с сознанием своего достоинства ответил механик. — Обдумайте хорошенько, джентльмены, и вы сами поймете, какой переворот произведет наше изобретение в мировом судостроительстве…
— Вы говорите «наше» изобретение. Разве не вы один являетесь его автором?
— В том виде, в каком оно находится сейчас, — да, автором являюсь я. Но начало положено моим великим учителем, мистером Фултоном, изобретшим первое управляемое паровое судно.
— Я что-то слышал о мистере Фултоне в связи… в связи с экс-императором Наполеоном, — переглянувшись с Костером, заметил Джонсон.
— Вероятно, вы слышали вот что: мой учитель предлагал десять лет тому назад императору французов одно изобретение. Если бы Наполеон не был тогда чем-то ослеплен, если бы он не поддался непонятному капризу, он не сидел бы теперь пленником англичан на острове святой Елены, — пылко ответил молодой инженер.
— Не увлекаетесь ли вы, молодой человек? — остановил его Костер.
— Я увлекаюсь? — вспыхнул инженер. — Но вы, значит, не знаете сути переговоров Фултона с Наполеоном. Вы, как и миллионы вам подобных, не хотите отрешиться от рутины, от традиций.
— Не так громко, молодой человек! — предостерег его Джонсон.
— Вздор! — почти закричал Шольз. — Мне нечего скрывать! Да и какой это секрет? Весь мир знает это! Или, вернее сказать, весь мир не хочет знать этого! Но истина остается истиной! Когда-нибудь история вынесет свой приговор! Да, впрочем, она уже вынесла его. Ведь, Наполеон — пленник Хадсона Лоу. Ведь его мечты о мировом владычестве навеки разбиты, а Англия торжествует.
