— Меня зовёт госпожа.
— Значит, госпожа у тебя всё-таки есть, хотя господин твой — дурость, — рассмеялся граф. — Хотел бы я лицезреть ту даму, которой ты имеешь честь принадлежать, мессер Пеппино.
— Для того чтобы лицезреть её, вам достаточно повернуть голову, — прошептал Пеппино.
Неторопливо, с улыбкой, в которой сквозило пренебрежение, граф Акуильский взглянул в направлении, указанном шутом. И в тот же миг выражение его лица изменилось. Любопытство сменилось изумлением, уступившим место благоговейному трепету.
На краю полянки, где он лежал, замерла женщина. Стройная, изящная, с золотистыми волосами, в белом платье с зелёным бархатным лифом. Но особо очаровали графа её чудесные глаза, в которых тоже отразилось удивление от нежданной встречи.
Приподнявшись на локте, Франческо дель Фалько, словно зачарованный, всматривался и всматривался в глаза, которые могли принадлежать лишь святой, спустившейся из рая.
Но чары разрушил голос Пеппино, который обратился к своей госпоже, склонившись в глубоком поклоне. Тут же вскочил и Франческо. Забыв о ране, он тоже поклонился. Но в следующее мгновение, охнув, покатился по земле и застыл, бездыханный, среди высокой травы.
Глава IV. МОННА ВАЛЕНТИНА
Впоследствии граф Акуильский пребывал в убеждении, что только ослепительная красота девушки сразила его так, что он рухнул у её ног. Нам же представляется более убедительным мнение Фанфуллы и монаха, хотя граф и полагал его оскорбительным: от резкого движения рана на плече открылась, и боль в сочетании со слабостью, вызванной большой потерей крови, послужили причиной обморока.
— Кто это, Пеппе? — спросила она шута, а тот, памятуя о данной им клятве, ответил, что понятия не имеет, добавив, хотя она видела это и сама, что несчастный ранен.
— Ранен? — повторила девушка, и глаза её наполнились состраданием. — И он один?
— Его сопровождал дворянин, мадонна[6], но вместе с фра Доминико он ушёл в монастырь Аскуаспарте за целебной мазью и бинтами, чтобы перевязать ему плечо.
— Бедняжка, — прошептала она, глядя на лежащего без чувств Франческо. — Кто же его ранил?
— Об этом, мадонна, я не ведаю.
— И мы ничем не можем ему помочь до возвращения его друзей? — она склонилась над графом. — Не стой столбом, Пеппино. Принеси мне воды из ручья, бездельник.
Шут огляделся в поисках подходящего сосуда, и взгляд его упал на широкополую шляпу графа, каковую он и подхватил по пути. Когда он вернулся, девушка сидела на траве, а голова ещё не пришедшего в сознание Франческо покоилась у неё на коленях. Она смочила платок принесённой Пеппе водой и промыла им лоб Франческо, на который падали чёрные спутанные волосы.
— Смотри, он истекает кровью, Пеппе. Камзол весь промок, а кровь всё идёт и идёт. Святая Дева! — она увидела рану в плече и побледнела от ужаса. — Он может умереть от неё, а он так молод, Пеппино.
Франческо шевельнулся, лёгкий стон сорвался с его губ. Он поднял отяжелевшие веки, и взгляды их встретились. А рука девушки продолжала обтирать влажным платком его лоб.
— Ангел красоты! — мечтательно прошептал граф, ещё не понимая, на земле он или уже на небесах. Затем, придя в себя и осознав, что она делает, торопливо добавил. — Ангел доброты!
Девушка не нашлась с ответом, хотя графу было достаточно и румянца, затеплившегося на её щёчках: она только-только покинула стены монастыря и ещё не привыкла к галантностям кавалеров.
— Вы страдаете? — наконец спросила она.
— Страдаю? — в голосе слышалось недоумение. — Страдаю? Когда моя голова на такой чудесной подушке, а ухаживает за мной небесный ангел?
— О Господи! Как же проворен он на язык, — подал голос Пеппино.
— А ты ещё здесь, мессер шут? — чуть повернул голову Франческо. — А где Фанфулла? Его нет? Да, да, вспоминаю: он пошёл в Аскуаспарте с монахом, — и опёрся на локоть.
— Вам нельзя двигаться, — обеспокоилась девушка.
— Нельзя, но иначе я не могу, — и, вновь подняв на неё глаза, Франческо спросил, как её зовут.
Ответила она с готовностью.
— Я Валентина делла Ровере, племянница Гвидобальдо из Урбино.
Брови Франческо взлетели вверх.
— Наяву ли происходит всё это со мной или я попал в сказку, где принцессы ухаживают за странствующими рыцарями?
— Вы — рыцарь? — и в глазах её появилось изумление, ибо и за стены монастыря просачивались волнующие истории об этих благородных воинах.
— По крайней мере, ваш рыцарь, мадонна, и на веки веков ваш покорный слуга, если вы одарите меня такой честью.
От столь смелых слов и взгляда Валентина зарделась, отвела глаза. Но ни в коей мере не возмутилась. В речи Франческо она не услышала наглости. Говорил он лишь то, что, по её разумению, и мог сказать поверженный рыцарь даме, облегчающей его страдания.
— А как ваше имя, мессер? — после паузы спросила девушка.
В глазах его мелькнула тревога, он кинул острый взгляд на шута, который лишь улыбался.
— Меня зовут… Франческо, — и тут же сменил тему, предваряя её дальнейшие расспросы. — Но скажите мне, мадонна, как вышло, что вы, знатная дама, оказались в лесу, сопровождаемая лишь этим жалким подобием мужчины? — и он мотнул головой в сторону осклабившегося Пеппе.
— Мои люди неподалёку. Мы остановились здесь на ночь. Я держу путь ко двору моего дяди из монастыря святой Софьи, и охраняют меня мессер Ромео Гонзага и двадцать кавалеристов. Как видите, защита у меня надёжная и без Пеппе и фра Доминико, моего духовника.
— Так вы младшая племянница его светлости, правителя Урбино?
— Нет, нет, мессер Франческо, старшая, — поправила она его.
Тут лицо графа потемнело.
— Так, значит, вас прочили в жёны Джан-Марии? — воскликнул он.
Шут тут же навострил уши, а глаза девушки изумлённо раскрылись.
— Что вы сказали? — переспросила она.
— Да так, ничего, — он тяжело вздохнул, и тут же средь деревьев послышался мужской голос.
— Мадонна! Мадонна Валентина!
Франческо и девушка обернулись на зов и увидели выходящего на поляну роскошно одетого мужчину. Серый, украшенный золотыми пластинками камзол, под ним расшитая золотом безрукавка, берет в тон камзолу с пером, крепящимся пряжкой, сверкающей драгоценными камнями, золотая рукоять меча. Ножны серого бархата, на которых также нашлось место драгоценностям. Женственное лицо, голубые глаза, золотистые волосы.
— Смотрите! — важно воскликнул Пеппино. — И да увидите вы последнюю итальянскую вариацию Золотого осла Апулея[7].
