Фа заговорил, приподнявшись с сиденья:
— Глубокомысленные братья, мы слышали, что сказал Ли-Во. Его предложение понравилось вам. Слушайте теперь, что говорит Дракон:
«Трижды благословенный сын своего отца, Ли-Во, будет руководить похищением. Он отправится завтра. Инструкции он получит в особой тайной беседе. В помощники ему мы дадим достойных братьев Шанга, Ю-Ао-Цяна, Ци-Мо и Абу-Синга. Ответственность падает одинаково на всех пятерых».
Помните, братья, неудачи здесь быть не может. Все вы видели сегодня, как наказал Дракон брата Кванга, доживающего в красной пещере свои последние минуты. Такое же наказание, — Фа поочередно остановил тяжелые зрачки на каждом из пятерых выбранных, — может постигнуть всех вас. Помните это, исполняя возложенное на вас дело.
А теперь, дети Дракона, пожелаем счастливого возвращения нашим сильным, проницательным, удачливым братьям!
Фа опустился на стул. Собрание перешло к очередным делам.
Часть II НЕВЕСТА ЖИВОГО БУДДЫ
1. Странное поведение Абу-Синга
Вот какие картины в первую очередь должны пройти перед глазами читателя:
Комната китайского дома. Покрытый циновками пол, широкие каны[1] вдоль пестрых стен; на круглых резных столиках — трубки, документы, оружие. Пять горячо беседующих единомышленников, в широких шароварах и цветных китайских халатах. Один из них — костлявый европеец с острой черной бородкой. На его подвижном, потрепанном лице выражение легкой внутренней напряженности.
Пекинский вокзал. Суета, протяжные крики носильщиков, белый свет качающихся фонарей. Пять по-дорожному одетых китайцев садятся в поезд Пекин-Хань-Коу. Один из пятерых оборачивается назад. Под китайской шляпой мы видим острые глаза, бледную кожу и черную бородку европейца. Поезд отходит.
Путешествие. В грязном, закрытом ящике вагонного купе — пять пассажиров. Человек с лицом Запада, в одежде Востока сидит у окна. Мимо проносятся поросшие зеленью красноватые скалы, желтые сухие поля, строящиеся здания — будущие фабрики, и разрушенные деревни — следы гражданской войны. Человек с бородкой отворачивается и смотрит вперед с особенным злым выражением. Напротив выступает бронзовое, как будто из камня вырубленное лицо одного из его спутников. Большие черные глаза на мгновение скрещиваются с глазами европейца и медленно опускаются в пол.
Так началось и продолжалось путешествие пяти посланцев Дракона. У одного из них скрыт в широком рукаве халата сложенный лист рисовой бумаги — важная инструкция, в последний момент врученная ему самим Фа. А инструкция — верный способ добыть документ, спрятанный в таинственном монастыре. Инструкция должна быть распечатана перед самым Хань-Коу. Достанут ли документ пять посланцев? Можно ли сомневаться, если каждый из пяти знает, какая мучительная смерть ждет его в случае неудачи.
Один из путешественников — толстый, низенький Шанг, с плоским, припухлым лицом, откинулся на стенку сиденья и отчетливо произносит непонятные слова и фразы. Двое других внимательно слушают этот урок тибетского наречия. Целых две луны продлится путешествие — за это время можно кое-как научиться языку. И только Абу-Синг — человек с большой головой и черными глазами на бронзовом лице — не слушает их. Он сам из Тибета. Только человек с черной бородкой — Львов не обращает внимания на скучное бормотание: испытующие, глубокие зрачки Абу-Синга — вот то, думать о чем он осужден, не переставая.
Это началось на следующее утро после приключения в пещере «Черного Дракона». Абу-Синг — «старший брат» Львова — ему поручено помогать новому члену общества на его трудном пути. Синг обучает Львова условным знакам, несложному языку, понятному только членам общества, искусству естественно носить восточный костюм. Но почему же Абу-Синг не удовлетворяется этими уроками? Он как-то слишком внимательно присматривается к своему ученику, слишком старается заглянуть в самую его душу.
Во время первой ночевки в вагоне, проснувшись как-бы от толчка, Львов увидел большеголовую коренастую фигуру, как ни в чем не бывало укладывавшуюся на противоположную скамью. Неужели Абу-Синг старался восстановить истинную личность Львова по несвязному бормотанию спящего? Зачем?
Поезд несся вперед через горные расселины. Горбатые мосты, широкие поля, разгороженные на маленькие квадраты… Львов с отвращением закусывал на грязных станциях, смотрел в окно, ходил по вздрагивавшему полу вагонов между дремлющими или громко беседующими путешествен-никами-китайцами. С внутренним содроганием снова возвращался в свое отделение. Он проклинал обстоятельства, заставившие его связаться со всей этой темной историей и, некоторое время равнодушно просидев под вопросительными взглядами Синга, снова шел в однообразную прогулку — по гремящим, бегущим вдаль вагонам.
В узком проходе одного из крайних купе стоял хорошо одетый китаец. Он размахивал руками и кричал на весь вагон. Его слушатели одобрительно кивали голыми макушками выбритых голов. Только двое — с щетинистыми головами и мускулистыми руками и шеями, в синих грязных балахонах и коротких штанах, не принимали участия в общем оживлении. Оратор говорил:
— Иностранных душителей пора изгнать из Китая. Подумайте, о, внимательные! Всем нам, китайским коммерсантам, приходится быть их подручными или закрывать свое дело. Кто освобожден от того налога, под тяжестью которого рыдают китайские купцы? Кто скупает за бесценок и увозит за океан все материи, хлопок, чай, произведенные нашими руками? Кто ввозит плохие товары и имеет возможность продавать их на много чохов дешевле здешних? Наши рабочие голодают, наши лавки закрываются. Кто выколачивает все богатства из «благословенной страны»? Кто, как не эти проклятые белые дьяволы?
Прислушивавшийся к разговору Львов почувствовал у затылка чье-то тихое дыхание. Он обернулся. Сзади — Абу-Синг. На его темном лице выступало загадочное выражение.
— Обращаете внимание? — Синг кивнул на говорящего. — Вот кто проповедует сейчас независимость Китая. Это представитель нашей окрепшей буржуазии. Ему тесно вместе с иностранным конкурентом. А те двое, в синих балахонах, — они не говорят ни слова. Они знают, чьими руками будет добыта эта независимость.
Синг приостановился, следя за выражением лица собеседника.
— Эти кули — простой народ — тоже стремятся к свободе, но пока они думают чужими головами. Пока они не чувствуют сами, какую выгоду даст им изгнание иностранцев. Они еще не понимают, что та революция, которой мы ждем, будет похожа на вашу февральскую, а за февралем следует Октябрь…
