— Ему будет больно. Давайте по две чайных ложки каждый час.
Доллар — за вызов на дом, пятьдесят центов — за перевязку, еще пятьдесят центов — за лекарство. Но работа была сделана лишь наполовину. Вторая ее часть — ближайшие соседи Гичера, Райсманы, до них на лошади десять минут ходу. Шаман направился к ним и договорился с Тодом Райсманом и его сыном Дэйвом, чтобы они выполняли кое-какую работу на ферме Гичера в ближайшую неделю, пока Генри не станет на ноги.
По пути домой он пустил Босса шагом, наслаждаясь весной. Чернозем был все еще слишком влажным для пахоты. В то утро на пастбищах Коулов он увидел, что уже появляются маленькие цветы: фиолетовые сераделлы, оранжевые воробейники, розовые флоксы прерий, — это означало, что через несколько недель равнины покроются ковром более высоких и очень ярких растений. Он с удовольствием вдохнул знакомый, насыщенно-сладкий запах удобренных полей.
Когда он вернулся домой, там никого не оказалось, а на крючке отсутствовала корзина для яиц — это означало, что мать пошла в курятник. Он не пошел за ней, а стал исследовать медицинскую сумку, прежде чем вернуть на место у двери, словно видел ее впервые. Кожа уже потерлась, но это была хорошая воловья кожа, она еще прослужит очень и очень долго. Инструменты, перевязочный материал и лекарства лежали внутри так, как их разложили руки его отца: аккуратно, в определенном порядке, все самое необходимое.
Шаман отправился в кабинет отца и принялся тщательно его осматривать: порылся в ящиках стола, открыл кожаный сундук, рассортировывая вещи на три категории: для матери — все мелкие предметы, как память об отце; для старшего брата — штук пять свитеров, которые Сара Коул связала из шерсти их собственных овец, чтобы доктор не мерз во время вызовов холодными вечерами; принадлежности для охоты и рыбалки и настоящее сокровище — достаточно новый (по крайней мере, Шаман видел его впервые) кольт сорок четвертого калибра, применявшийся в армии Техаса, с рукоятью из черного ореха и нарезным дулом длиной девять дюймов. Тот факт, что он обнаружил оружие, удивил и шокировал его. Ведь его отец всегда был пацифистом. Он согласился лечить солдат Союза, но соблюдал при этом строгий нейтралитет. Шаман был уверен, что он никогда бы не взял в руки оружие. Зачем он купил этот, очевидно, дорогой револьвер?
Книги по медицине, микроскоп, медицинская сумка, большая аптека трав и лекарств будут полезны Шаману в его практике. В чемодане под микроскопом оказалось целое собрание книг — вернее, томов, сшитых из конторской бумаги. Шаман просмотрел их и понял, что нашел дневник отца, который тот вел всю свою жизнь.
Том, который он выбрал наугад, был датирован тысяча восемьсот сорок вторым годом. Пролистывая его, Шаман обнаружил богатый, хоть и разрозненный набор врачебных заметок, рецептов лекарств и личных записей. В дневнике то и дело встречались эскизы: лица, анатомические рисунки, рисунок обнаженной беременной женщины в полный рост, в которой Шаман сразу узнал свою мать. Он внимательно рассмотрел ее молодое лицо и зачарованно уставился на запретную плоть, догадываясь, что в животе находится плод, который со временем превратится в него — Шамана. Он открыл другой том, написанный ранее, когда Роберт Джадсон Коул был молодым человеком и оказался в Бостоне, после того как сошел с корабля, прибывшего в Новый Свет из Шотландии. Здесь тоже был рисунок неизвестной Шаману обнаженной женщины. Черты ее лица были размыты, а вот вульва, напротив, изображена в клинических деталях, и он вдруг понял, что перед ним — рассказ отца о сексуальной связи с какой-то женщиной в пансионе.
Когда он прочитал текст целиком, он словно вернулся в детство. Земля стала вращаться в обратную сторону, время повернуло вспять. Тело уменьшилось в размерах, и к нему вернулись хрупкие тайны и муки юности. Он снова стал мальчиком, который тайком пробирался в отцовскую библиотеку и читал запрещенные книги, искал слова и картинки, которые открыли бы ему все тайные, основополагающие, возможно, совершенно замечательные вещи, которые происходили между мужчиной и женщиной. Его било мелкой дрожью, он стоял и прислушивался, опасаясь, что сейчас войдет отец и застукает его на месте преступления.
Внезапно он уловил волны вибрации от закрывающейся двери черного хода — это мать вернулась из курятника, — и заставил себя закрыть книгу и положить ее обратно в сундук.
За ужином он сказал матери, что уже начал просматривать вещи отца и принесет с чердака пустую коробку, куда уберет то, что собирается отдать брату.
Между ними повис невысказанный вопрос: жив ли Алекс, вернется ли он, сможет ли когда-нибудь воспользоваться этими вещами, — но в конце концов Сара лишь кивнула. «Хорошо», — только и сказала она, явно испытывая облегчение оттого, что он все же взялся за неприятное дело.
Ночью, безуспешно пытаясь уснуть, Шаман пытался убедить себя в том, что если он и дальше станет читать дневник отца, то превратится в вуайериста, незваного гостя в жизни родителей, который прокрался даже в их спальню, и что долг предписывает ему сжечь записи. Но логика подсказывала, что отец написал все это, чтобы донести суть своей жизни. Шаман лежал в продавленной кровати и спрашивал себя, как на самом деле жила и умерла Маква-иква. Он боялся, что правда может скрывать в себе серьезную опасность.
Он встал, зажег лампу и осторожно, чтобы не разбудить мать, прошел по коридору.
Подкрутил коптящий фитилек и увеличил огонь до максимума. Все равно лампа давала очень мало света, при нем едва ли можно было разобрать текст. В кабинете было неуютно и холодно, что и неудивительно — в такой-то час. Шаман взял первый том и принялся читать. Постепенно неудобства, связанные с плохим освещением и низкой температурой в комнате перестали для него существовать: настолько глубоко он погрузился в жизнь своего отца и начал узнавать о своей собственной жизни больше, чем мог себе представить.
Часть вторая
Свежий холст, новая картина
11 марта 1839 г.
В первый раз Роб Джей Коул узрел Новый Свет туманным весенним днем, когда пакетбот «Комрент» — неуклюжее судно с тремя невысокими мачтами и парусом на бизани, являющееся тем не менее гордостью «Блэк Болл Лайн»[2] — засосало приливом в просторную гавань, и оно, бросив якорь, стало качаться на волнах. Если смотреть с пристани, Восточный Бостон был невелик: всего лишь несколько рядов кое-как сколоченных деревянных домов. Но когда на одном из пирсов Роб заплатил три пенса и сел на небольшой паром, прокладывавший себе путь сквозь внушительное собрание судов, двигаясь через всю гавань к главной торговой части города — растянувшемуся вдоль берега ряду многоквартирных домов и магазинов, источающих умиротворяющий запах гниющей рыбы, затхлой трюмной воды и просмоленных тросов, то словно очутился в каком-то шотландском порту.
