На золотой пластинке совершенно четко виднелась буква «А», вырезанная его бриллиантовым кольцом.
Он изменился в лице от страха и волнения! Каким образом могла Анна Австрийская добыть этот портрет обратно!
Пока королева принимала приветствия и поздравления от толпившихся вокруг нее знатных дам и получала кислый поцелуй в лоб от Марии Медичи, Людовик подошел к Ришелье.
— Теперь видите, ваша эминенция, проговорил он вполголоса, но с таким волнением, которое не могло ускользнуть от окружающих, — что вы и на этот раз ошиблись.
— То есть меня перехитрили, ваше величество! — хотел было возразить кардинал, но мгновенно понял всю ничтожность этого довода и промолчал.
— Вы, великий государственный деятель, ваша эминенция, — продолжал Людовик, — но очень плохой посредник в делах супружеских! Поэтому я раз и навсегда запрещаю вам вмешиваться в мои личные отношения. Слышите, — я требую, чтобы вы воздержались от всякого вмешательства, так как вижу, что это может повлечь за собой гибельный разрыв между мной и королевой. Я высказался совершенно ясно и, надеюсь, вы меня поняли. За ваши услуги в делах государственных я буду вам всегда очень благодарен! А теперь пойдемте в зал.
Ришелье, бледнее смерти, молча пошел за королем. Он рассчитывал восторжествовать, а ему пришлось так унизиться.
Идя в зал, он заметил улыбавшихся Сен-Марса и де Ту.
Сознание, что над ним могут смеяться, пронзило все его существо.
— За это вы мне дорого заплатите! — прошептал он, проходя мимо и с нетерпением ожидая минуты, когда ему можно будет покинуть ненавистное торжество.
Было уже далеко за полночь, когда карета кардинала остановилась у подъезда резиденции Ришелье.
Кардинал был в высшей степени взволнован. Еще никогда в жизни не бурлила так кровь в его скрытной груди! Несмотря на высокий духовный сан, у него вырвалось ужасное проклятие, когда он убедился в том, что все его планы разрушены и Людовик твердо намерен окончательно примириться с Анной. Весь вечер король был необыкновенно предупредителен с женой, точно стараясь доказать всем и каждому, что попытка снова разъединить их будет безуспешной.
Людовик все время старался быть с ней рядом, несколько раз повторял ей, как глубоко обрадован он тем, что, наконец, ему удалось устранить все причины их размолвки и закончил просьбой об интимной встрече с ней.
Анна ответила ему, краснея, что если он придет к ней, как супруг, то она будет счастлива принять его.
Таким образом, между королевской четой установилось полное согласие. Все окружающие радовались этому примирению, понимая, что только любовь Людовика к жене могла затмить все зло, причиненное его недоверием к ней.
Приехав домой, Ришелье приказал камердинеру, встретившему и проводившему его до кабинета, сейчас же разбудить патера Жозефа и пригласить его к кардиналу.
Сам он принялся беспокойно шагать взад и вперед по комнате.
Он совершенно не понимал всего происшедшего, так неожиданно разбившего его расчеты, и мучительно искал объяснений, потому что неизвестность была для него еще мучительнее.
Через несколько минут явился и серый кардинал. Его часто неожиданно будили по ночам и он не особенно удивился и сегодняшнему случаю.
По временам Ришелье страдал бессонницей. Тогда он проводил целые ночи за работой и бесцеремонно приказывал будить всех, кто был ему нужен. Чтобы позолотить пилюлю, он всегда говорил, что для блага государства можно пожертвовать одной ночью сна.
— Двадцать первого числа этого месяца, патер Жозеф, — начал Ришелье негромко и серьезно, — я поручил вам, во-первых, лично наблюдать за тем, чтобы мушкетер его величества, виконт д'Альби, действительно отсидел дома свои пять дней домашнего ареста, во-вторых, чтобы мушкетеры Монфор и Сент-Аманд были назначены в караул в Лувре.
— И приказания эти были исполнены. Приказ о назначении в караул Монфора и Сент-Аманда не мог быть передан капитану вечером двадцать первого, так как его нигде не нашли. Что касается арестованного мушкетера, то все пять вечеров подряд я лично ходил осведомляться, дома ли он, и каждый раз своими глазами видел, что он был в своей комнате.
— Вы знаете его в лицо, патер Жозеф?
— Нет, но я знаю, что он носит мушкетерскую форму и руководствовался этим, исполняя ваше поручение.
— Вчера был последний день его ареста. Вы и вчера его видели?
— Да, вчера также.
— Это совершенно непонятно! — вскричал Ришелье. — Курьер, возвратившийся из Лондона, уверяет, что видел в Лувре трех мушкетеров. — Сегодня я сам нарочно справлялся у капитана Девере и тот сказал, что из его людей в отпуске были только двое. К сожалению, они успели уехать до того, как я отдал свой приказ. Но кто же был с ними третий?
Патер Жозеф пожал плечами.
— На это я не могу вам ответить! — проговорил он.
— Сегодня вечером Девере вдруг докладывает мне, что около девяти часов в Лувр прискакал курьер, и курьер этот был никто иной, как виконт д'Альби.
— Что ж, это вполне возможно; Ведь арест его прекратился вчера вечером.
— Да ведь не мог же он со вчерашнего вечера слетать в Лондон и возвратиться обратно! — с досадой крикнул Ришелье. — С виду оно, пожалуй, и похоже на то, что эти господа мушкетеры могут делать чудеса, но ведь это же вздор!
— Я ничего не слыхал ни о какой поездке в Лондон.
— Да, да разумеется, вы не можете объяснить мне ничего! — проговорил Ришелье в самом дурном расположении духа, — да, наконец, я и сам ничего не понимаю!
В эту минуту часы, стоявшие на мраморной доске камина, пробили час. В кабинет вошел камердинер.
— Что там такое? — спросил кардинал, оглядываясь.
— Какой-то гвардеец просит позволения увидеть вашу эминенцию. Он говорит, что видел свет в окнах и, значит, вы еще не изволите почивать, — доложил камердинер.
— Как его зовут?
— Жюль Гри.
— А! Хорошо! Пусть войдет! — вскричал Ришелье и лицо его несколько просветлело, так как появилась надежда добиться какого-нибудь разъяснения.
— Ступайте и отдохните, патер Жозеф, — прибавил он, обращаясь к своему серому двойнику, — завтра нам предстоит много работать и многое обсудить.
Жозеф покорно встал, поклонился и вышел.
В кабинет тотчас же явился достойный сын и ученик отца Гри. Поверх красного мундира кардинальской гвардии на нем был накинут темный плащ, по виду которого можно было сразу же догадаться, что его хозяин вернулся из длительного путешествия.
Жюль Гри раскланялся, держа шляпу на отлете.
— Когда вы возвратились? — спросил кардинал нетерпеливо.
— С полчаса назад я проехал сквозь заставу.
