До Малый театр («Дом Островского»!) Михаила Царёва традиционно оставался русской цитаделью. Вся театральная провинция за малыми исключениями была русской. Л после АПН какое-то время поработал спецкорром «Театральной жизни» (куда только не забрасывала номенклатурная «служебная необходимость»!). Колесил по русской провинции и использовал эту возможность для организации русских опорных пунктов на местах. Парадоксально, но высшеё партийное руководство страны тогда думало о состоянии умов в провинции и хотело быть информировано о нём не только по гладким обкомовским отчётам и не по несколько тенденциозным (особенно к православию и всему специфически русскому!) сводкам андроповского КГБ.
Вот и пришлось мне много поездить. Я был давним поклонником Царёва, писал о нём ещё в своей студенческой работе по пьесе и спектаклю «Перед заходом солнца» и нередко сопровождал Царёва в поездках по провинции. Мы с ним рядом даже ещё целину на зелёном автобусе исколесили, где Брежнев попросил его повыступать перед молодыми энтузиастами. Связка эта снова благотворно для меня заработала. Царёв мне на многое в жизни русской элиты открыл глаза.
Главный редактор «Театральной жизни» Юрий Александрович Зубков был по натуре «собирателем», к нему тянулась вся провинция. Он дружил домами с Царёвым, Софроновым, главным редактором «Огонька», и с членом Политбюро Черненко. И меня, как правило, принимали по приезде в область или край Первые секретари — и не шапочно, а с долгим серьёзным разговором — не только по репертуару и по оценкам отдельных спектаклей облдрамы, но и о том, как помочь областному театру с финансированием из дополнительных «спонсорских» источников и с квартирами, чтобы пригласить крупных актёров, но, главное, как сделать его центром местной русской культурной жизни. В театрах всегда всю элиту своей области знали насквозь, как под лупой, и эти сведения были очень полезны Брежневу и Черненко.
Я всегда осторожно подсказывал областным лидерам, как использовать в качестве русской опоры местные организации ВООПИК — «Русские клубы» и как дипломатично уберечь их от нередко «деконструктивной», излишне нервной заботы местного КГБ. (Между линией Брежнева и линией Андропова уже тогда наметились «разночтения»). Ни на Брежнева, ни на Черненко я, естественно, впрямую никогда не ссылался, но намекал, что именно они были организаторами ВООПИК и сейчас в успешной деятельности на местах Общества охраны памятников истории и культуры как истинно русские патриоты отцы высокого полёта державного орла, кровно заинтересованы.
Подобные разговоры, как правило, легко давались. На местах, понятно, преобладала «Русская партия внутри КПСС», а евреев «несли», как могли, не стесняясь.
3. РУССКИЕ И ЕВРЕЙСКИЕ «ОПОРНЫЕ ПУНКТЫ»
Естественно, что фиксированного членства в иудейской или русской партиях не было. Партвзносы всё платили в общую кассу КПСС. Но у каждого «крыла» были свои заведомо знаковые фигуры. Иудейское крыло, начиная с «Литгазеты» и т.п., курировал член Политбюро
Юрий Владимирович Андропов-Файнштейн. «Литературную наковальню» (так «Лит газету» прозвали!) не случайно считали сливным отстойником гебешных спецматериалов. Рупором же иудейского крыла, его «репрезентативной» (представительной) фигурой стал «жидовствующий» длександр Николаевич Яковлев, первый зам при знаково отсутствовавшем много лет Заведующем отделом Пропаганды ЦК КПСС (считалось, что Заведующим должен стать человек из русского крыла, но Суслов всё никак «не мог» подобрать достойно значимую кандидатуру — впоследствии на эту должность перевели Первого секретаря ЦК ВЛКСМ Тяжельникова, которого Андропов позже съел). Русское крыло, начиная с «Огонька» и т.п. по нисходящей, курировал ближайший друг генсека, «сидевший на кадрах и проверке исполнения» член Политбюро Константин Устинович Черненко. И «горбачёвского хаоса» в партии при нём не было; как выполняются всё решения и постановления ЦК, он проверял всегда «в нужном направлении» — скрупулёзно, дотошно, умело используя своих людей в «Русской партии внутри КПСС».
Можно что угодно теперь задним числом говорить о низком уровне его образованности, хотя Андропов был, увы, абсолютно такого же, если не гораздо меньшего, — так мне по крайней мере показалось — уровня образованности. Формально Андропов-Файнштейн даже вообще ничего не закончил: корочки примитивной ВПШ на старости лёт — смешно! А Черненко хорошеё гуманитарное высшеё образование имел и не с ходу, но мог вникнуть, когда ему объясняли даже самые тонкие идеологические дефиниции. Иногда бывало Суслов ещё разбирается, ещё в цитатах копается, а Черненко в «засечённой» идеологической операции «противника» уже схватил самую суть. А прямое своё дело Черненко твёрдо знал. Кадровые узды правления в руках крепко держал (ни одно назначение без проверки «на пархатость» у него не проходило!), и он мог даже перед великим демагогом Сусловым стеной стать — русскую точку зрения, русского человека, когда надо, таки отстоять.
Таков был куратор «Русской партии», хотя, как правило, за тенью «друга Кости» маячил сам Брежнев, который, не торопясь, стараясь сгладить, как можно, но таки решал всё щепетильные русские вопросы. На русскую боль он всегда отзывался.
Рупором же русского крыла быстро стал главный редактор массового журнала «Человек и Закон» ещё молодой Сергей Николаевич Семанов. Человек редкой энергии, он формально, конечно, имел неизмеримо меньше веса, чем Яковлев: тот всё-таки инструктировал главных редакторов на летучках на пятом этаже в пятом подъезде Большого Дома (хотя всегда под надзором Суслова или другого секретаря ЦК — одного его никогда инструктировать не оставляли — не слишком доверяли!). А Семанов ухитрялся исподтишка «инструктировать» всё наше общество. Он перевёл «правозащитников», — традиционно еврейский конёк — под Русское Знамя. Это была наша крупная идеологическая победа не только на внутреннем, но и на внешнем фронте, что признавал Андропов (он даже позвонил в «Голос Родины», посоветовал раскрутить эту тему «на зарубеж») и с особым удовлетворением отметили Суслов, Черненко и сам Брежнев. Вокруг «репрезентативных», «знамённых» фигур сразу же завязалась основная борьба. Скинуть «репрезентативную фигуру» противника, оставить без знамени — означало общую победу, по крайней мере, на несколько лёт вперёд.
в военных играх, где борьба ведётся вокруг Знамени. Ну, а саму «военную игру», естественно, определяли «штабы», которыми руководили в обеих закулисных партиях полководцы чрезвычайно мудрые — с обеих сторон форменные «гроссмейстеры», соответственно, Русской и Иудейской Идей — мыслители уровня знаменитых «сионских мудрецов».
