Дантес был так слаб, что его радостный возглас прозвучал как стон.
Итак Дантес лежал на палубе; один из матросов растирал его шерстяным одеялом; другой, в котором он узнал того, кто крикнул: «Держись!» — совал ему в рот горлышко фляги; третий, старый моряк, бывший в одно и то же время и шкипером и судохозяином, смотрел на него с эгоистическим сочувствием, обыкновенно испытываемым людьми при виде несчастья, которое вчера миновало их, но может постигнуть завтра.
Несколько капель рому из фляги подкрепили Дантеса, а растирание, которое усердно совершал стоявший возле него на коленях матрос, вернуло гибкость его онемевшим членам.
— Кто вы такой? — спросил на ломаном французское языке хозяин тартаны.
— Я мальтийский матрос, — отвечал Дантес на ломаном итальянском, — мы шли из Сиракуз с грузом вина и полотна. Вчерашняя буря застигла нас у мыса Моржион, и мы разбились вон о те утесы.
— Откуда вы приплыли?
— Мне удалось ухватиться за утес, а наш бедный капитан разбил себе голову. Остальные трое утонули. Должно быть, я один остался в живых; я увидел вашу тартану и, боясь долго оставаться на этом пустом и необитаемом острове, решил доплыть до вас на обломке нашего судна. Благодарю вас, — продолжал Дантес, — вы спасли мне жизнь; я уже тонул, когда один из ваших матросов схватил меня за волосы.
— Это я, — сказал матрос с открытым и приветливым лицом, обрамленным черными бакенбардами, — и пора было: вы шли ко дну.
— Да, — сказал Дантес, протягивая ему руку, — да, друг мой, еще раз благодарю вас.
— Признаюсь, меня было взяло сомнение, — продолжал матрос, — вы так обросли волосами, что я принял вас за разбойника.
Дантес вспомнил, что за все время своего заточения в замке Иф он ни разу не стриг волос и не брил бороды.
— Да, — сказал он, — в минуту опасности я дал обет божией матери дель Пье де ла Гротта десять лет не стричь волос и не брить бороды. Сегодня истекает срок моему обету, и я чуть не утонул в самую годовщину.
— А теперь что нам с вами делать? — спросил хозяин.
— Увы! — сказал Дантес. — Что вам будет угодно; фелука, на которой я плавал, погибла, капитан утонул. Как видите, я уцелел, но остался в чем мать родила. К счастью, я неплохой моряк; высадите меня в первом порту, куда вы зайдете, и я найду работу на любом торговом корабле.
— Вы знаете Средиземное море?
— Я плаваю здесь с детства.
— Вы знаете хорошие стоянки?
— Не много найдется портов, даже самых трудных, где я не мог бы войти и выйти с закрытыми глазами.
— Ну, что ж, хозяин! — сказал матрос, крикнувший Дантесу «держись!», — если товарищ говорит правду, отчего бы ему не остаться с нами?
— Да, если он говорит правду, — отвечал хозяин с оттенком недоверия.
— Но в таком положении, как этот бедняга, обещаешь много, а исполняешь, что можешь.
— Я исполню больше, чем обещал, — сказал Дантес.
— Ого! — сказал хозяин, смеясь. — Посмотрим.
— Когда вам будет угодно, — отвечал Дантес, вставая. — Вы куда идете?
— В Ливорно.
— В таком случае, вместо того чтобы лавировать и терять драгоценное время, почему бы вам просто не пойти по ветру?
— Потому что тогда мы упремся в Рион.
— Нет, вы оставите его метрах в сорока.
— Ну-ка, возьмитесь за руль, — сказал хозяин, — посмотрим, как вы справитесь.
Эдмон сел у румпеля, легким нажимом проверил, хорошо ли судно слушается руля, и, видя, что, не будучи особенно чутким, оно все же повинуется, скомандовал:
— На брасы и булиня!
Четверо матросов, составлявших экипаж, бросились по местам, между тем как хозяин следил за ними.
— Выбирай брасы втугую! Булиня прихватить! — продолжал Дантес.
Матросы исполнили команду довольно проворно.
— А теперь завернуть!
Эта команда была выполнена, как и обе предыдущие, и тартана, уже не лавируя больше, двинулась к острову Рион, мимо которого и прошла, как предсказывал Дантес, оставив его справа метрах в сорока.
— Браво! — сказал хозяин.
— Браво! — повторили матросы.
И все с удивлением смотрели на этого человека, в чьем взгляде пробудился ум, а в теле — сила, которых они в нем и не подозревали.
— Вот видите, — сказал Дантес, оставляя руль, — я вам пригожусь хотя бы на время рейса. Если в Ливорно я вам больше не потребуюсь, оставьте меня там, а я из первого жалованья заплачу вам за пищу и платье, которое вы мне дадите.
— Хорошо, — сказал хозяин. — Мы уж как-нибудь поладим, если вы не запросите лишнего.
— Один матрос стоит другого, — сказал Дантес. — Что вы платите товарищам, то заплатите и мне.
— Это несправедливо, — сказал матрос, вытащивший Дантеса из воды, вы знаете больше нас.
— А тебе какое дело, Джакопо? — сказал хозяин. — Каждый волен наниматься за такую плату, за какую ему угодно.
— И то правда, — сказал Джакопо, — я просто так сказал.
— Ты бы лучше ссудил его штанами и курткой, если только у тебя найдутся лишние.
— Лишней куртки у меня нет, — отвечал Джакопо, — но есть рубашка и штаны.
— Это все, что мне надо, — сказал Дантес. — Спасибо, ДРУГ.
Джакопо спустился в люк и через минуту возвратился, неся одежду, которую Дантес натянул на себя с неизъяснимым блаженством.
— Не нужно ли вам чего-нибудь еще? — спросил хозяин.
— Кусок хлеба и еще глоток вашего чудесного рома, который я уже пробовал; я давно ничего не ел.
В самом деле он не ел почти двое суток.
Дантесу принесли ломоть хлеба, а Джакопо подал ему флягу.
— Лево руля! — крикнул капитан рулевому.
Дантес поднес было флягу к губам, но его рука остановилась на полдороге.
— Смотрите, — сказал хозяин, — что такое творится в замке Иф?
Над зубцами южного бастиона замка Иф появилось белое облачко.
Секунду спустя до тартаны долетел звук отдаленного пушечного выстрела.
Матросы подняли головы, переглядываясь.
— Что это значит? — спросил хозяин.
— Верно, какой-нибудь арестант бежал этой ночью, — сказал Дантес, вот и подняли тревогу.
Хозяин пристально взглянул на молодого человека, который, произнеся эти слова, поднес флягу к губам. Но Дантес потягивал ром с таким невозмутимым спокойствием, что если хозяин и заподозрил что-нибудь, то это подозрение только мелькнуло в его уме и тотчас же исчезло.
— Ну и забористый же ром! — сказал Дантес, вытирая рукавом рубашки пот, выступивший у него на лбу.
— Если даже это он, — проворчал хозяин, поглядывая на него, — тем лучше: мне достался лихой малый.
Дантес попросил позволения сесть у руля. Рулевой, обрадовавшись смене, взглянул на хозяина, который сделал ему знак, что он может передать руль своему новому товарищу.
