Отец горел желанием побеседовать со мной, мне также не терпелось излить ему свою душу; поэтому, вернувшись к себе, я, несмотря на поздний час, тут же послала к нему Бабетту с просьбой прийти в мою комнату, чтобы мы могли поговорить без помех.
Как известно, мой отец был человек высокого благородства и непоколебимой нравственности, да и вся наша семья придерживалась строгих и безупречных нравов и принципов. Тем не менее г-н де Люин был так же добр и снисходителен, как и благочестив.
У матери моей был совсем иной характер; она казалась нам сухой и недоступной, и я была уверена, что отец меня лучше поймет. Он тут же откликнулся на приглашение и, присев у моей кровати, озабоченно спросил, в чем дело.
— О сударь! — воскликнула я. — Я погибну, если вы мне не поможете!
— Погибнете?.. Дочь моя, разве у вас нет доброго мужа, которого вы любите, прекрасного положения, о котором мы и мечтать не могли? Разве у вас нет детей, столь желанных и здоровых, слава Богу?
— Да, отец, да, все это так, но выслушайте меня и судите сами.
Я рассказала ему в мельчайших подробностях обо всем, что произошло с тех пор, как я вышла замуж, о том, что я выстрадала, об унижениях и дурном обращении, которые терпела. Описала как высокомерна была со мной г-жа ди Верруа, как она осыпала меня оскорблениями, и, наконец, перешла к любви принца — рассказала о том, что я сделала, чтобы избежать ее, поведала о бесконечных преследованиях герцога и невероятной слепоте мужа и свекрови, что и вынудило меня обратиться к нему за помощью.
Господин де Люин перебил меня, похвалив за предусмотрительность; затем поцеловал и в большом волнении стал говорить о трудном положении, в котором я оказалась; он не видел иного выхода, кроме отъезда в Париж вместе с ним, куда затем приехал бы и граф ди Верруа.
Это выглядело бы совершенно естественно; мой супруг всего две недели перед нашей свадьбой провел во Франции и при дворе.
В мирное время он не обязан был находиться в Савойе и командовать своим полком, он мог и должен был приехать ко мне, но я, тем не менее, уверяла отца, что он не сделает этого.
— Его мать никогда не позволит ему вырваться из-под ее строгого надзора, она боится, как бы он не взбунтовался; к тому же, позволю вам заметить, я не уверена, что ее очень огорчит мое падение; она хочет, чтобы я совершила ошибку, потому что ненавидит меня.
— Но не настолько же! Ведь, навлекая бесчестье на собственную семью, она сама себя должна ненавидеть; скорее всего вы ошибаетесь, дочь моя.
Я не возражала, поскольку могла лишь догадываться о чувствах моей свекрови, но дальнейшее показало, насколько, увы, я оказалась права. Однако мой отец не мог предполагать такого расчета со стороны г-жи ди Верруа. Мы проговорили более двух часов. Я не скрывала от него своих переживаний, своей привязанности к мужу, так плохо вознагражденной им. Он очень жалел меня и благословлял Небо, ниспославшее мне силы для того, чтобы защитить себя. В конце концов отец пришел к выводу, что надо поговорить с аббатом делла Скалья; он был совершенно уверен, что тот поможет и одобрит его действия.
— Старик очень влиятелен и искушен в делах; он занимал важные должности, был послом, государственным министром; он должен видеть все, как оно есть, и, наверно, встревожится из-за опасности, которая нам угрожает.
— Я не очень доверяю его святости, отец.
Господин де Люин ушел от меня бесконечно несчастным, в отчаянии. Каким же добрым был мой отец! Он сдержал слово и явился к аббату делла Скалья так рано, как позволяли приличия. Он рассказал ему от начала до конца все, что произошло; аббат был очень удивлен: он не подозревал ничего подобного и ничего об этом не слышал, однако согласился, что, если его невестка и племянник повели себя таким образом, они виновны в первую очередь.
— Нельзя позволить принцу беспрепятственно обольщать молодую женщину! Ведь он обладает всеми достоинствами, чтобы нравиться, и к тому же так невоздержен в своих желаниях, что его ничто не смутит! Я не понимаю… К счастью, вы предупредили меня и я сумею навести в этом порядок, — сказал он.
— Лучший выход — отсутствие моей дочери в Турине, — решил мой отец. — Не встречаясь с ней, герцог Савойский забудет о своей любви и увлечется кем-нибудь еще; это непременно случится. Я увезу госпожу ди Верруа в Париж; ее муж, несомненно, присоединится к ней; они проведут во Франции два-три года, а когда вернутся, все будет забыто.
Они долго беседовали; мой отец с прямотой и достоинством честнейшего в мире человека, аббат — с хитростью и чисто итальянской прозорливостью, свойственной глубоко порочной, расчетливой и злой натуре. Они дали друг другу обещания, которые г-н де Люин намерен был выполнить, тогда как аббат делла Скалья лишь надеялся выиграть время. Было договорено, что аббат сообщит г-же ди Верруа о нашем решении переехать в Париж, а моего мужа должна была предупредить я сама. Если они на это согласятся, все сложится прекрасно; если откажут, мы вернемся в Турин, а аббат, употребив свое влияние, поддержит мою просьбу и, бесспорно, добьется того, чего мы желаем.
Господин де Люин поверил этой лжи, я же не позволила себя обмануть, ибо слишком хорошо знала аббата и уже начинала остерегаться этого дядюшки, так легко на все соглашающегося и столь щедро расточающего красивые обещания. Тем не менее я старалась успокоиться, вновь обрести веру и надежду, всей душой наслаждалась присутствием отца и встречей с другими моими родственниками, приехавшими повидаться со мной.
Они нашли, что я очень похорошела; слухи о моей красоте дошли до французского двора, и король был так любезен, что через моего брата, герцога де Шеврёза, выразил желание повидать меня. Я этого хотела, еще больше чем он, но как попасть ко двору?
Полтора месяца пролетели как во сне. С Турином завязалась оживленная переписка. Отец сам отослал туда свое письмо, чтобы не получить отказа, которого все же не избежал: несмотря на то что я его обо всем предупредила, он все же дал себя обмануть.
Его попросили не увозить меня во Францию, а препроводить домой; муж мой никоим образом не может покинуть савойский двор, и даже сама мысль о разлуке со мной, и без того уже длившейся так долго, причиняет ему страдание. Он, видите ли, больше не в состоянии жить вдали от меня; но если г-н де Люин пожелает приехать в Савойю, если он будет так любезен, что примет приглашение, то следует условиться обо всем и готовиться к встрече.
Повторяя одно и то же доброму и благородному старику, его все же убедили. Он не мог сопровождать меня, но обещал приехать не позже чем через месяц.
Я качала головой, ничему не веря; отец осуждал меня, всерьез упрекал, и я была вынуждена молчать. Час разлуки приближался; меня с трудом вырвали из объятий г-на де Люина, очень расстроенного моими слезами.