Окна и форточки были наглухо закрыты. Какие буйства разыгрывались в небе и просторах океана, женщины не слышали.
Зато в полной красе сиял под солнцем Индийский океан, когда Саша проснулась и увидела окна раскрытыми, и в спальню валил теплый влажный воздух, благостная тишина плыла над крышами домов — день уже был в разгаре, и в первую минуту она ощутила себя в Дамаске, где вот так же было тепло и солнце ослепительно ярко светило.
— Нина Ивановна! Вы где?
— Вставай, радость, нам пора завтракать, — донесся голос из гостиной.
Саша побежала в душ и скоро явилась свежая и счастливая, как луч солнца в этот погожий день.
Завтракать решили в чайной, которую тут недалеко они присмотрели. Взяли по булочке, творожок со сметаной и по чашечке какао. Чайная была небольшая, на несколько человек, и, когда они ели, в раскрытую дверь то входили три негра, то выходили — бросали настороженные взгляды на женщин, вслушивались в их речь. Но вот один подошел к ним и, обращаясь к Нине Ивановне, спросил по–английски:
— Вы на английском говорите?
Нина Ивановна покачала головой, — дескать, нет, не говорим. И дала понять Саше, чтобы она с ним не заговаривала. А негр сказал товарищу, стоявшему в дверях:
— Эти дурочки ничего не смыслят по–английски. Они — русские.
Нина Ивановна заволновалась, быстренько расплатилась, и они направились к выходу. Но как раз в тот момент, когда они были в дверях, с улицы подошла машина и два негра, подхватив за талии женщин, втолкнули их в крытый кузов. Дверцы захлопнулись. Машина рванулась вперед. Нина Ивановна хотела кричать, но подумала: «Что это даст?» Протянула к Саше руки, привлекла ее, сказала:
— Не волнуйся. И ничего не предпринимай сама. У меня есть пистолет и семь патронов.
В кузове было темно, машина летела на большой скорости. Но вот она затормозила, и те же парни открыли кузов, схватили их за руки и втащили в какой–то коридор. Громадный негр, блестя белыми зубами, склоняясь к женщинам, говорил:
— Момент, момент! Не надо волнуйсь, мы хороший шеловек.
Подтолкнул их в раскрытую дверь, и они очутились в чистенькой, квадратной комнате с узеньким окном, забранным решеткой. К ним вышел человек с физиономией узбека или казаха. Заговорил по–русски:
— Вы были неосторожны, мои ребята решили вам помочь. Мы все вам объясним. Я тоже из Советского Cоюза.
— В чем дело? Почему нас сюда привезли?
Нина Ивановна старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал, она едва не сорвалась на крик. Саша похолодела от страха, сжимала кулачки, говорила себе: «Задушу любого, кто ко мне прикоснется». Какой–то внутренний голос ей говорил: они попали к насильникам.
Появилась женщина — полная, черная, как цыганка, с холодными и злыми глазами. Оглядела их цепким взглядом, спросила по–английски:
— Совсем не знаете английский?..
Нина покачала головой. Она сейчас думала об одном: сохранять спокойствие, не выходить из себя. Была уверена, что при любой ситуации холодный рассудок поможет избрать верный способ действий.
— Что вам от нас нужно? — ледяным тоном проговорила Нина и шагнула к Саше, обняла ее за талию.
Узбек перевел ее слова, и дама подняла руки:
— Ничего, ровным счетом ничего. Вы русские, у меня есть к вам вопрос — хочу иметь консультации.
Повернулась к узбеку:
— Ведите в столовую.
Знание английского языка и то, что наши женщины это утаили, уже сослужило им первую службу. Они знали, куда их ведут, но вот зачем?..
Усадив за стол, цыганка села напротив и, обращаясь к стоявшему возле нее узбеку, проговорила:
— Птицы не простые, я вижу по украшениям — нужна осторожность, деликатность. Приготовьте эти… баллончики.
И Нина, и Саша поняли, что могут применить баллончики с газом, струя от которых лишает на несколько часов сознания. Обе, не сговариваясь, знали, что делать. Надо во время затаить дыхание и увернуться от струи. Но это, конечно, было слабым утешением. Нина нащупывала в кармане юбки пистолет, готовилась к обороне.
Заговорил узбек:
— Девочки, вы давно приехали? Вы туристы или как?
— Мы приехали к знакомому человеку, мы его родственники, — отвечала Нина, стараясь быть спокойной. Говорила узбеку, а смотрела на Сашу, как бы подбадривая ее и убеждая взглядом в необходимости сохранять самообладание до конца, до самого того момента, когда приспеет пора действовать.
— А вы не хотите ли заработать?
Узбек говорил на чистом русском языке, и по складу речи, по деликатности обращения было видно, что он человек грамотный — может быть, работал в России чиновником или в науке.
— У нас тут клуб, всякие игры…
— Какие игры?
— Ну… разные. Бывают танцы, маленькая рулетка, карты…
— Мы ни в какие игры не играем.
— А кто ваш родственник?
— Гиви Шахт, Семен Сапфир, Николай Амвросьевич Бутенко.
Умышленно называла все имена, надеясь на то, что узбек знает кого–нибудь и не захочет с ними ссориться.
— Прошу отпустить нас. И немедленно.
— Вы говорите одна. А ваша подружка — она что, глухонемая?
— Это моя дочь. Она еще девочка, ей четырнадцать лет.
И эти сведения сообщала с умыслом. Нина Ивановна уже догадывалась, куда они попали и чего от них хотят.
— Мы обе больные. У нас СПИД.
Нина пошла в атаку: чем–нибудь, а запугать этого негодяя.
— Ну, ну, — не надо нас пугать. У нас есть врачи, проверка. Мы серьезное заведение.
— У вас больница? Но мы имеем своего врача.
Узбек кивнул Нине Ивановне, улыбнулся.
— Вы напрасно это… разводите фантастику. Мы народ серьезный, с нами надо по–хорошему. Вы не знаете нравы портового города. Вам еще повезло…
Нина и Саша заслушались и не заметили, как сзади им под нос поднесли баллончики и прыснули белесовато–дымчатыми струями: обе они задохнулись и потеряли сознание. Очнулись в разных комнатах: возле Саши стоял узбек, а в дверях маячил силуэт толстой цыганки. Негромко она говорила по–английски:
— Хорошо бы эта девочка была спокойной. Я к ней пошлю Атарсиса. За невинную и несовершеннолетнюю он дает сто тысяч. Представляешь, Ахмет: сто тысяч!
Знание английского языка еще раз послужило Александре. Она окончательно поняла, где она и чего от нее хотят. Тошнило, голова кружилась, оглядывала комнату и думала: где Нина Ивановна, что с ней? Помнила ее наказ: до конца сохранять самообладание. Ей нельзя распускаться и впадать в истерику. Тогда ее снова оглушат газом и сделают с ней, что хотят. Собрала все силы, глубоко вздохнула, сказала:
— Воздух! Мне трудно дышать.
Цыганка открыла окно, подвела ее к подоконнику. Саша увидела, что находятся они на третьем этаже, внизу черными пятнами стелются кусты — те самые, с длинными, как голые руки, будыльями. Мгновенно созрел план. Только бы ушла эта противная черная жаба.
