— Это да, — согласился Сильвестр. — Но он исполнен решимости выполнить свою миссию там, куда его призывает Господь. Для прогресса в этой стране подобные люди просто на вес золота.
— И как продвигается дело о браке? — спросила Фенелла. Ей казалось, что все эти годы она жила на другой стороне луны или по меньшей мере по ту сторону своей повозки с хлебом.
— Доктор Кранмер вместе с комитетом ученых мужей составил документ, основанный на ответах, полученных из университетов. Из него ясно следует, что Папа вообще не имеет полномочий, позволяющих ему принимать решение в этом вопросе через голову английского короля. Если речь идет об Англии, король обладает высшей властью. Никакая внешняя инстанция не имеет права пытаться поставить себя выше, даже римский епископ.
— Ты имеешь в виду Папу? Но, Сильвестр, Папа — наместник Господа на земле!
— Поэтому мы и хотим пресечь действия этих наместников от наших щедрот, сами читая Библию, — возразил Сильвестр. — Потому что иначе мы узнаем, что в евангелиях речь ни о каких наместниках вообще не идет.
Фенелла смущенно рассмеялась.
— То, о чем ты говоришь, это говорит и доктор Кранмер?
— Он говорит и похуже, — Сильвестр мимолетно усмехнулся, совсем как в юности.
— И вы оба не боитесь?
Сильвестр погладил лодыжку Энтони.
— Боимся, Фенни. Мы с Кранмером понимаем друг друга, потому что мы — два труса, которые, стоит им выйти за ворота, не в силах выдавить из себя то, о чем они болтают на садовой скамье.
Но, судя по всему, этой стране предстоят великие времена, так что мы научимся обращать меньше внимания на страх — и свобода мысли станет намного, намного больше.
— Как приятно слушать тебя, когда ты так рассуждаешь. — Фенелла приникла к его плечу, и они вместе стали наблюдать за дыханием Энтони.
— Раньше ты говорила, что я рассуждаю, как священник.
— Может быть, тебе стоило стать им, Силь. Хотя все незамужние женщины Портсмута расплакались бы, узнав, что столь красивый мужчина ушел в духовное сословие и теперь потерян для них.
Он задумчиво хмыкнул.
— Тебе не кажется это неправильным? Разве мужчина не имеет права на то, чтобы рядом с ним была любимая женщина, потому что проповедует о божественной любви? Мартин Лютер женат. А Томас Кранмер… — Он не договорил, махнул рукой. — Томас Кранмер пойдет на пользу Англии, если снова не спрячется в своей раковине, — наконец закончил он. — И мисс Болейн тоже, хотя я не воображаю, будто могу видеть мисс Болейн насквозь.
— Сильвестр, — начала Фенелла, — почему эти люди нам помогли? Почему разрешают жить в их домах, почему эта мисс Болейн, из-за которой король связался с Папой, прислала нам своего капеллана и своего врача, который творит чудеса?
— Разве он творит чудеса? — спросил Сильвестр, осторожно приподняв одеяло и обнажив ногу Энтони до самого колена, испещренного шрамами. От вони, ударившей ему в нос, он с отвращением отшатнулся. — Это ты называешь чудесами? Мясо прогнило до кости, его нужно выжечь.
— Держи себя в руках. Не буди его. — Она взялась за край одеяла и снова накрыла им раненую ногу. — Воняет не нога, а мазь. Сброженные вместе мед и овечий помет. Энтони сопротивлялся, словно животное, которое ведут на убой. Если бы в какой-то момент его не оставили силы, врач не смог бы нанести мазь на рану.
— Почему ты это допускаешь? — возмутился Сильвестр.
— Потому что это помогает, — ответила Фенелла. Она взяла Сильвестра за руку, положила ладонь на лоб Энтони. — С тех пор как эту вонючую мазь стали наносить на рану, температура начала падать. Врач говорит, что плесень съедает воспаление. «Этот человек достаточно пострадал за наше дело», — сказал он. Может, поэтому они нам помогают, Сильвестр? Все они реформаторы и хотят отблагодарить за то, что Энтони перевозил книги Тиндейла. Но Энтони не знал о книгах, которые вез на своем корабле!
— Нет, — ответил Сильвестр. — Знал лишь демон, которого я вынужден называть своим зятем. А как они все с ним связаны, не спрашивай меня. Я предпочел бы не знать. Но Энтони нужна была помощь любой ценой, и, если бы она пришла от Роберта Маллаха, я не имел бы права не принять ее.
Их взгляды встретились. За эти пять лет имя Роберта Маллаха, которого Фенелла никогда не видела, стало для них обоих воплощением зла. Граф Рипонский не просто без зазрения совести принес Энтони в жертву, он лишил его всего, ради чего тот мог бы жить: права собственности на «Леди Джеральдину», славы за работу над справочником для кораблестроителей, признательности короля и корабля, который он так любил. Фенелла страдала от молчания Энтони, но в то же время боялась момента, когда он спросит о своей «Мэри Роуз» и ей придется ответить ему.
— Фенелла…
— Что?
— Я давно уже хотел поговорить с тобой об этом, но никак не мог набраться смелости. Ведь я должен ненавидеть Джеральдину так же, как ее мужа, правда? Она не имела отношения к его преступлению, но она, не колеблясь, вышла замуж за того, кто его совершил.
— Ты говорил ей, что он сделал?
Сильвестр кивнул.
— Я сказал ей, что она должна расторгнуть помолвку, иначе я больше не смогу быть ей братом. Ей было все равно, и я не видел ее пять лет. Я все надеялся, что забуду, что у меня когда-то была сестра, но для этого я слишком слаб. На Новый год, когда нужда была острее всего, я приполз к ней на коленях, унижался, как собака. «Она ведь моя сестра, — думал я. — Кто же поможет мне, если не она?»
— Но она не стала помогать тебе.
Он покачал головой.
— То, что она сказала мне, я не могу рассказать никому.
Ни тебе, ни тем более Энтони. Она готова была хладнокровно погубить его. И от того, что я не испытываю ненависти к ней, мне кажется, что я его предал.
— Не будь так строг к себе, — произнесла Фенелла, хотя ей хотелось, чтобы он нашел в себе силы ненавидеть Джеральдину, — тогда бы не было причин встречаться с ней снова. — Она твоя сестра. Как мы с Энтони можем судить тебя за то, что ты чувствуешь? У нас ведь никогда не было ни сестры, ни брата. — Она испугалась и умолкла. То, что она сказала, было одновременно и правдой, и ложью.
— Ты подумала о Ральфе, — произнес Сильвестр. — Ты знаешь, как часто я думаю о Ральфе и как сильно я его ненавидел?
У нее вырвался безрадостный смешок.
— Да ты же совсем не умеешь ненавидеть, Сильвестр.
— Ральфа — могу, — возразил он. — И что-то во мне желает, чтобы у нас обоих не было их, ни Ральфа, ни Джеральдины, а были только мы. Ты выглядишь усталой, Фенни. Может быть, сегодня ночью рядом с Энтони подежурить мне, чтобы ты могла поспать?
