— Это была такая мягкая леди, — говорил старый капитан, и я улыбался, представляя, как бы сама великая Ле Мир восприняла такую характеристику.
Наконец мы прибыли в Сан-Франциско. Там я распорядился о покрытии убытков в соответствии с договором об аренде яхты, и мы сели в поезд, идущий на восток.
Еще через четыре дня мы прибыли в Нью-Йорк, полные печальных мыслей о той, что покинула нас навсегда. Тень Дезире еще долго витала над старым мрачным особняком на Пятой авеню. Ей было так неуютно в старых холлах среди портретов Ламаров, поблекших в свое время, когда сама Ла Марана ворвалась метеором в сердца своих современников.
На этом, думаю, и следует закончить этот рассказ. Но я не могу удержаться, чтобы не поведать о любопытном приключившемся со мной инциденте. Минут двадцать назад, когда я писал последнюю главу, сидя за массивным столом из красного дерева, рядом с окном, через которое падали лучи сентябрьского солнца, — двадцать минут назад, как я сказал, в комнату ввалился Гарри и рухнул на большое кресло с другой стороны стола.
Я поднял голову и кивнул ему, а он несколько секунд нетерпеливо на меня смотрел.
— Ты не прогуляешься со мной в Саутгемптон? — наконец спросил он.
— Когда ты туда поедешь? — осведомился я, не поднимая головы.
— В полдвенадцатого.
— Ну и что там?
— Послушаем блюзы. Ну и партия в поло.
Я на мгновение задумался.
— Что ж, думаю, я пойду с тобой. Сейчас соберусь.
— Вот и отлично! — Гарри поднялся на ноги и начал бесцельно барабанить пальцами по столу. — Что это у тебя тут за ерунда?
— Мой дорогой мальчик, — улыбнулся я, — ты пожалеешь, что назвал это ерундой, если я тебе скажу, что это искренний и правдивый рассказ о нашем путешествии.
— Должно быть, дьявольски интересно, — заключил он. — Самая глупая ерунда на свете.
— Думаю, у других будет иное мнение, — ответил я, в некотором раздражении от его манер. — Уверен, что это будет волнующее чтение о том, как мы вместе с Дезире Ле Мир были похоронены в Андах, как мы сражались с инками, как, наконец, бежали, как…
— Дезире — что? — прервал он меня.
— Дезире Ле Мир, — четко повторил я. — Великая французская танцовщица.
— Никогда о ней не слышал, — сказал Гарри и посмотрел на меня так, будто сомневался, в своем ли я уме.
— Никогда не слышал о Дезире — женщине, которую ты любил? — почти выкрикнул я.
— Женщина, которую я… Вздор! Говорю, я никогда о ней не слышал.
Я смотрел на него, весь кипя от возмущения.
— Полагаю, после этого ты скажешь, что никогда не бывал в Перу, — произнес я со всем возможным сарказмом.
— К сожалению, не бывал.
— И никогда не взбирался на пик Пайка, чтобы посмотреть восход солнца?
— Дальше Рахвея, штат Нью-Джерси, я на западе не бывал.
— И ты никогда не нырял со мной с вершины колонны высотой в сотню футов?
— Нет. Я еще не потерял рассудка.
— И ты не отомстил за гибель Дезире, убив короля инков?
— Постольку поскольку не знаю никакой Дезире, — промолвил Гарри, и в его голосе появилось нетерпение. — Могу лишь еще раз повторить, что никогда ничего о ней не слышал. И… — продолжил он, — если ты собираешься поставить на уши весь свет такими небылицами, могу сказать, что ты слишком дешевый автор, чтобы так свободно распоряжаться именами членов своей семьи, то есть в данном случае моим. А если ты попытаешься все это опубликовать, я непременно поставлю всех в известность, что это вымысел чистейшей воды.
Эта угроза, произнесенная категорическим тоном и совершенно искренне, окончательно вывела меня из себя, я упал в обморок и обмяк в кресле. Когда я пришел в сознание, Гарри уже ушел играть в свое поло, не дождавшись меня. Я схватил ручку и поспешил запечатлеть все перипетии нашего разговора, чтобы читатель сам мог нас рассудить.
Со своей стороны клятвенно заверяю, что эта история правдива, и даю слово киника и философа.
Строки из стихотворения Альфреда Теннисона (1809—1892).
