Ромула приказ изрядно взбудоражил. Пускаться на такое без прикрытия конницы — значит отчаянно рисковать: в случае неудачи отряд останется сам по себе, без поддержки. Правда, просил об этом не кто иной, как Цезарь, — и просил ради того, чтобы прикрыть отход остального войска. Чтобы сделать то, что Ромул порывался — и не сумел — исполнить при Каррах.
— Вот и хорошо, — улыбнулся старший центурион.
Выведя когорту из общего строя, он дождался, пока к ней присоединятся две другие когорты Двадцать восьмого. Пятый легион располагался ближе к арьергарду, и три его когорты, отобранные для задания, уже встали поодаль от отступающего войска. Старшие центурионы перекинулись словом, и когорта Атилия заняла место на правом фланге, к ней присоединились две из Пятого легиона, остальные три выстроились за ними — и отряд двинулся вперед.
— Как так вышло? — не сдержал любопытства Ромул, когда Атилий вернулся на свое место. — Правый фланг — место для самой опытной когорты! Я думал, тут будет кто-то из Пятого.
Атилий улыбнулся.
— Мне уступили эту честь за меткий удар дротиком. Теперь у всей когорты есть шанс покрыть себя славой.
Ромул расплылся в улыбке: Атилий все больше напоминал ему Бассия. За таким командиром — решительным, бесстрашным, подставляющим себя под вражеские удары наравне с солдатами — легко идти в бой. Вот и Цезарь такой же. Поддерживать боевой дух легионеров, не оставлять их одних — для него главное. Даже сейчас, при отступлении, Цезарь кружил в задних рядах войска, подбадривая отстающих. Словно ему не за пятьдесят, а вдвое меньше.
Чего еще желать солдату под началом такого командующего?
Ромул исполнился решимостью: или выполнить приказ, или погибнуть. Его командиры и товарищи меньшего не заслуживают.
Атилий огляделся и поднял руку.
— Сдвинуть ряды, — приказал он. — Поднять щиты. Меч к бою.
Послышался лязг гладиусов, вынимаемых из ножен. Пилумов почти ни у кого не осталось. После целого дня сражений часть пришла в негодность, часть затерялась на обширном поле, где шла битва. Нынешняя атака, как надеялся Ромул, закончится ближним боем. Впервые за день враг изведает, что такое удар легионерским мечом или железным умбоном щита. Утомленные боями солдаты явно жаждали поквитаться с противником за целый день мучительных поражений.
— За мной! — крикнул Атилий, и шесть когорт пустились вперед легким бегом.
Вскоре они разглядели, что свежие отряды врага состоят в основном из пехоты, с флангов их поддерживает конница. И хотя пешие легионеры обычно избегают биться со всадниками, все войско уже знало тактику Цезаря в битве при Фарсале, принесшую победу римской армии. Прошло шестнадцать месяцев, нужной науке обучили каждого легионера. И даже при отсутствии пилумов, которыми можно целить в лицо врагам, каждый знал, что атаку конницы удавалось остановить нападением на всадников. Всадники уязвимы. По крайней мере, так учили легионеров.
Вражеское подкрепление подходило все ближе. Всадники придерживали коней, чтобы не обгонять пехоту, от войска доносился нарастающий гул — бойцы, пропустившие целый день боев, наверняка предвкушали обещанную им победную славу.
— Скорее! — скомандовал Атилий и пустился бежать в полную силу, словно и не дрался целый день в изматывающей битве. Сигнифер, вырвавшийся вперед, от него не отставал.
В легионерах впервые за день проснулась боевая ярость. Она единственная наполняла сейчас обессиленные тела, на которые свинцовым грузом давили кольчуги, шлемы и скутумы. И пусть здесь не было серебряного орла — их вел за собой знак когорты, заставляя забыть об усталости: воинский символ не должен достаться врагу, иначе позор падет на голову каждого солдата.
Остальные когорты подстроились под шаг Атилия: от их слаженности зависит судьба остального войска, на них смотрит сам Цезарь.
От стремительного натиска римлян подступающим нумидийцам стало не по себе: им говорили, что враг за целый день измотан битвой и вот-вот рухнет без сил — однако на них, как стая мстительных волков, бесстрашно неслись шесть когорт легионеров, готовых разорвать противника в клочья. Пехота против конницы? Римляне обезумели?
Нумидийские всадники придержали коней; пехота, глядя на них, сбавила шаг.
Атилий тут же воспользовался замешательством врага.
— Сомкнуть ряды! Щиты вверх! — крикнул он на бегу, высоко вздымая гладиус. — Целить в лицо!
Придвинувшись теснее к Сабину и второму соседнему легионеру, Ромул сжал рукоять гладиуса так, что побелели костяшки пальцев. Легионеры рядом с ним тоже вскинули мечи, не замедляя бега. До нумидийской конницы оставалось шагов тридцать. Ромул уже видел, как лошади раздувают ноздри при виде надвигающейся на них стены скутумов, различал лица всадников и рисунки на вражеских щитах. Лететь на несущийся навстречу конный строй было страшно, юноша до хруста сжал зубы. Если их атака не удастся, то остальное войско Цезаря оттеснят обратно к Руспине и мало кто выживет. Судьба армии сейчас зависит от шести когорт.
Командиры Помпея промедлили — и нумидийцы, в нерешительности сбавившие шаг, почти остановились перед бегущей на них толпой легионеров. Крича как можно громче, чтобы напугать лошадей, Атилий с соратниками налетели на нумидийскую конницу — всадники по инерции еще врезались кое-где в ряды римлян, опрокидывая солдат наземь, однако напора нумидийцам уже не хватало. Римские скутумы ударяли в грудь лошадям, гладиусы вонзались снизу в тела всадников. Как и любые легковооруженные конники, нумидийцы не носили доспехов и защищались лишь небольшим круглым щитом — обычно их отрядам не приходилось сталкиваться лицом к лицу с тяжелой пехотой, их дротики даже не пробивали скутум. Зато железные клинки римлян вонзались всадникам в ноги, в живот, в грудь — так, что нумидийцы гибли десятками. Кони, которых били мечом в шею или под ребра, прядали назад, разбрызгивая вокруг себя фонтаны крови. Словно не замечая бьющих копыт, легионеры сновали между конями, перерезая им сухожилия и вонзая мечи в брюхо. Второй ряд конницы, перед которым то и дело мелькали оскаленные лица легионеров, вздевающих над головой окровавленные гладиусы, заметался в ужасе — всадники пытались придержать коней или даже повернуть обратно. Видя откровенный страх врагов, легионеры удвоили усилия.
Сердце отстучало лишь сотню ударов, а вражеская атака на Двадцать восьмой уже бесславно захлебнулась. Ромул видел, что сигниферы остальных когорт стоят примерно наравне — значит, Пятый легион тоже вершит дело успешно. Ромула охватила радость: после всех сегодняшних неудач мужество римлян все-таки вознаграждено. Многие всадники уже поглядывали назад, и легионерам оставалось лишь не ослаблять напора — тогда нумидийцы неминуемо дрогнут и пустятся бежать.
