Не дожидаясь команды, республиканцы инстинктивно ответили на залп шуанов беспорядочной стрельбой. Однако пуля, наугад выпущенная в сторону деревьев, настигла Кадудаля, который с Кантэном находился за таким ненадежным укрытием, как заросли куманики. Отпустив смешанное со стоном проклятие, он развернулся вполоборота и упал бы, если бы Кантэн не успел подхватить его на руки. Он осторожно посадил Кадудаля на землю и прислонил спиной к дереву.
— Оставьте меня, — приказал ему Кадудаль. — Примите вместо меня командование отрядом. Вы знаете, что надо делать. Это пустяк. Кровопускание мне не повредит. Я слишком полнокровный. Так говорит отец Жак, а он не только священник, но и лекарь.
Кадудаль обнажил рану. Она находилась в левой верхней части груди и сильно кровоточила.
— Пошлите ко мне Лазара. Он разбирается в таких вещах. Не тратьте времени. Примите командование над людьми.
Тем временем взбешенный командир республиканцев выехал из-за кареты, служившей ему надежным укрытием, и зычным голосом приказал развернуться с единственной мыслью: вывести свой отряд из западни.
Для шуанов это послужило сигналом выйти из укрытия.
Люди Сен-Режана высыпали на дорогу, чтобы отрезать республиканцам путь к отступлению, а Гиймо тем временем выдвинул вперед свою фалангу. Шуаны, находившиеся в первых рядах каждого подразделения, опустились на одно колено и приставили мушкеты к плечу; те, кто находился за ними, целились поверх их голов.
Оказавшись под прицелом с фронта и с тыла, солдаты начали терять самообладание. Однако их командир, которому явно не хватало способностей, чтобы выйти из создавшегося положения, не испугался. Он сразу понял, что, атаковав обнаружившие себя отряды, ускорит появление основных сил противника, скрывающихся среди деревьев на склоне холма, и те ринутся вниз, прежде чем ему удастся вступить в настоящую схватку с шуанами, окружившими на дороге его солдат. Он решил атаковать отряд в лесу. Среди деревьев они были бы в равных условиях с сидевшими в засаде и имели бы явные преимущества перед теми, кто находился на открытой со всех сторон дороге.
Итак, он развернул своих людей к лесу.
— В атаку! — проревел он и взмахнул саблей.
Те из солдат, что поняли, какие шансы давала им тактика, избранная их командиром, с готовностью повиновались. Но их бросок был остановлен залпом пятидесяти мушкетов. Более дюжины «синих» полегло на землю.
— Вперед! Вперед! — подгонял командир дрогнувшие ряды своих людей. — Вперед!
Но здесь раздался выстрел, и конь рухнул под ним. Он соскочил с него и бросился вперед.
— Дети мои, за мной!
В ответ грянул продольный огонь с обоих флангов, который уложил еще с десяток республиканцев и окончательно сломил боевой дух офицера.
Он оказался в ловушке и численное превосходство противника лишало его малейшей надежды из нее выбраться. Почти половина его людей была выведена из строя. Его мушкеты могли уложить с десяток шуанов, но не иначе, чем ценой уничтожения уцелевшей части его отряда.
— Стоять! — в отчаянии крикнул он.
Он сделал несколько шагов навстречу невидимому врагу и, обнажив голову, поднял вверх шляпу.
— Это бойня. Пощады! Я прошу пощады!
Кантэн, в котором не было ничего, напоминающего шуана, кроме белой кокарды на конусообразной шляпе, выскользнул из-за ствола дерева на самой опушке леса и бесстрашно выступил вперед.
Кантэн мало видел шуанов в бою, но успел понять, что полагаться на милосердие Сен-Режана или Гиймо бессмысленно. Поэтому как заместитель Кадудаля он решил взять дело в свои руки.
— Мы проливаем кровь французов только в тех случаях, когда того требует наша безопасность. Бросьте ваши мушкеты и патронные сумки.
Командир республиканцев, крепкий седой мужчина лет сорока, судя по виду — профессиональный военный при старом режиме, возможно, имевший младший офицерский чин, несколько мгновений стоял в нерешительности, на его посеревшем лице отражались боль и негодование. Затем с явным неудовольствием он пожал плечами.
— Дьявол меня забери! Услышав такое предложение, впору умереть от злости! — он повернулся к своим солдатам: — Вы все слышали, дети мои. Этих бандитов слишком много. Что проку, если нас отправят на тот свет. Бросайте оружие!
Молодые необстрелянные новобранцы с радостью услышали такую команду.
Шуаны кинулись собирать брошенное оружие и боеприпасы. Среди них было немало завзятых шутников, всегда готовых поиздеваться над побежденными, однако большинство занималось своим делом в угрюмом молчании.
Кантэн, который одним из первых вышел из леса, проложил себе дорогу к карете.
Из окна на него внимательно смотрели три пары глаз: насмерть перепуганные глаза госпожи де Шеньер, радостно-изумленные глаза Жермены и подчеркнуто-ироничные глаза Констана.
— Черт нас возьми, — рассмеявшись, воскликнул он, — если это не господине де Карабас!
— К вашим услугам, — суровым тоном сказал Кантэн и открыл дверцу кареты. — Соблаговолите выйти.
Лишь после возвращения отряда Кадудаля в Ла Нуэ мадемуазель де Шеньер представилась возможность рассказать о своем замешательстве, которое достигло высшего предела, когда она увидела Кантэна в спасательном отряде.
Возвращение шуанов в лесную цитадель ничем не отличалось от их выступления из нее. Предоставив разоруженным республиканцам позаботиться о своих раненых и похоронить мертвых, они разбились на небольшие группы и исчезли.
На импровизированных носилках, которые на скорую руку смастерили из веток, Кадудаля отнесли на ферму, где они ночевали. Там его уложили в постель, и хирург отряда занялся его раной, по счастью, неопасной.
Путешествие в Ла Нуэ подвергло серьезному испытанию выносливость не только мадемуазель де Шеньер, но и еще не совсем выздоровевшего Констана. По пути приходилось не раз останавливаться, и когда, окончательно измученные, они прибыли в лагерь, все, принимавшие участие в деле под Понтиви, уже разошлись по квартирам.
Для приема дам подготовили хижину углежога. Под руководством Сен-Режана земляной пол застелили свежим камышом, под часами устроили постели их охапок свежего папоротника.
Констана, который добрался до Ла Нуэ в полном изнеможении, поселили в одной из бревенчатых построек.
Мадемуазель де Шеньер перенесла путешествие гораздо легче, чем ее тетушка и кузен. Освеженная несколькими часами сна, она бодро вышла из хижины. На ней была темно-зеленая амазонка, гладко, почти по-мужски причесанные волосы покрывала простая треуголка. Девушка решила осмотреть при дневном свете непривычное для нее окружение и познакомиться с одним из лагерей шуанов, про которые ходили самые невероятные слухи. Но смотреть было почти не на что, кроме трех бревенчатых построек, большого бронзового распятия на дубе и кучки шуанов — людей довольно свирепого вида, одетых в рубахи и штаны до колен, расположившихся вокруг костра, над которым с высокого треножника свисал огромный котел. Над котлом вился пар, и легкий утренний ветерок доносил до мадемуазель де Шеньер аппетитный запах.
