Войдя в зал, Мартин сразу заметил перемены. Всё те же знатные люди сидели в высоких резных креслах, но красных и белых одежд папских легатов нигде не было видно. Может быть, они отказались присутствовать на втором допросе, потому что не согласны были с решением императора перенести слушание на следующий день. Мартин, который очень обрадовался такому повороту дела, уже хотел было облегченно вздохнуть, когда из-за полога вдруг появился Алеандр. Как призрак, проплыл он мимо Мартина, направляясь прямиком к императору. При этом он многозначительно улыбался, как будто знал, что надежды Мартина на то, чтобы поговорить с императором наедине, рухнули в один миг.
Стражники повели Мартина по центральному проходу, но на этот раз ему не пришлось переступать через книги или через вытянутые ноги. Нет, в проходе резвилась свора охотничьих собак императора, которых слуга с трудом удерживал на поводках. Кто-то из числа знати стал отпускать шуточки по этому поводу и без стеснения, громко поинтересовался, каково монашье мясо на вкус. Раздался громкий хохот.
— Прошу тишины! — раздался голос фон дер Эка. — Его Величество готов продолжать слушание дела!
Мартин, который в соответствии с церемониалом стоял на коленях перед троном императора, поднял голову. То, что эту, главную, часть допроса опять ведет фон дер Эк, после триумфального появления Алеандра не могло уже его удивить.
— Мартинус Лютер, вы ли являетесь автором тех сочинений, которые я вам вчера предъявил?
— Да, я.
— Отрекаетесь ли вы от того, что написали?
Мартин с трудом подавил горькую усмешку.
— Я не могу отречься от всех моих произведений, потому что не все они одинаковы, — произнес он, пытаясь сохранить самообладание. Среди них есть и такие, в которых я столь просто объясняю христианскую веру и христианскую жизнь, что даже мои противники признают происходящую от них пользу. Отрекаться от этих моих трудов немыслимо, это означало бы отказ от общепризнанных христианских истин, которые проповедуются всюду на протяжении столетий.
Лицо Алеандра исказила гримаса. К величайшему своему удивлению, он опять убедился в том, что Мартин Лютер был единственным человеком, которому вновь удалось вызвать в его душе хоть какие-то чувства. И это ему совсем не нравилось.
— Он здесь не для того, чтобы произносить речи! — возмущенно крикнул Алеандр фон дер Эку. — Он здесь лишь для того, чтобы отвечать! И позаботьтесь о том, чтобы он отвечал на латыни.
Обвинитель отвесил низкий поклон. Хотя Мартин стоял довольно близко к креслу легата и слышал каждое его слово, фон дер Эк как обвинитель вынужден был повторить ему высказанное Алеандром требование. При этом он покраснел до корней волос. Алеандр выставил его на всеобщее посмешище. Князья уже наклоняли головы к Фридриху Саксонскому и о чем-то перешептывались. Знать в задних рядах обменивалась недоуменными взглядами. Однако император молчал.
— Вторая часть моих сочинений направлена против скверного учения и развратной жизни пап — как в прошлые годы, так и в наши дни, — заявил Мартин, чуть помедлив, на безукоризненной латыни.
Император Карл вздрогнул и стал белым как саван. Глаза его сузились, превратившись в две тонкие линии, словно проведенные острым пером. Алеандр же сохранил самообладание, ибо он, в отличие от юного императора, прекрасно понимал, куда клонит еретик Нападение, как известно, лучшая защита, даже если это спор о словах, из которого никто не может выйти победителем.
— Будьте любезны объяснить нам, на чем основывается ваша неприязнь к тем людям, которые занимают престол святого Петра? — спросил легат столь мягко, что император удивленно поднял голову. Что задумал посланник Рима? Пожилой священник, стоявший прямо позади кресла Алеандра, подал ему Священное Писание в красивом переплете из тисненой кожи. — Отвечайте же! — произнес он и принялся перелистывать книгу.
Мартин не колебался ни минуты.
— Папские декреты и доктрины курии подвергли совесть верующих ужасным мукам и поношениям! Если я отрекусь от этих моих трудов, то лишь поспособствую укреплению этой тирании и открою великому безбожию не только окно, но двери и ворота.
— Что болтает там этот тупой монах? — воскликнул Карл, который плохо понимал латынь. Казалось, что под своей тяжелой мантией из жесткого дамаста, в которую он облачился по правилам церемонии, император дрожит всем телом. На лице его перекатывались желваки, шея напряглась, тугой воротник грозил лопнуть. Пока писец переводил ему на ухо высказывание Мартина, Алеандр вернулся на свое место и с видимым удовольствием откинулся на спинку кресла.
— Не беспокойтесь, Ваше Величество, — шепотом сказал он. — Неважно, что этот Лютер там плетет. Он сам расставляет себе сети, и сам сунет голову в заготовленную палачом петлю.
— Третья часть моих сочинений направлена против некоторых отдельных лиц, которые защищают тиранию Рима и хотят воспрепятствовать моим устремлениям укрепить веру в Христа, — продолжал Мартин чуть охрипшим от волнения голосом. При этом он не спускал глаз с Алеандра. — Да, я был резок, признаю это. Но я всего лишь человек и, как всякий человек, могу ошибаться. Если же я допустил ошибки в отношении Священного Писания, то готов отречься и бросить мои книги в костер!
— Так же, как в Виттенберге вы бросали в костер сочинения Папы? — крикнул кто-то с галереи.
Послышались возмущенные выкрики и свистки из рядов испанцев, но в этом шуме можно было уловить и одобрительные возгласы. Алеандр вскочил и, в неистовстве сжав кулаки, приблизился к Мартину. Он прекрасно понял, что намек на тех, кто защищает папство, был камнем в его огород. Лютер явно считает его врагом святого Евангелия. Дерзость Лютера была неслыханна, и Алеандр потерял самообладание.
— Вас… допрашивают… а вы… отвечаете очередными поношениями, — выдавил из себя легат, кипя ненавистью. — Вы, Мартин Лютер, не смеете ставить под сомнение то, что Римская Церковь постановила задолго до вашего рождения; то что давно уже стало привычным и превратилось в ритуал, — веру, которую освятил Христос, совершенный создатель высшего закона, веру, которую святые мученики оплатили своей кровью. Вы напрасно надеетесь на диспут по поводу тех вещей, в которые вы обязаны просто верить!
Мартин опустил глаза. Он явно зашел слишком далеко. Алеандр снова вернулся на свое место и после гнетущей паузы произнес, обращаясь к Мартину:
— Так дайте же ответ, которого все мы — и император, и Церковь — ждем. Вы отрекаетесь или нет?
В зале наступила гробовая тишина. В напряженном ожидании все присутствующие подались вперед. Отречется ли монах? И что будет делать этот римлянин, если он откажется отречься? Все знали о судьбе чеха Яна Гуса, которому император гарантировал беспрепятственный проезд на собор в Констанце и который тем не менее был сожжен на костре инквизиции.
