Над головами просвистело пушечное ядро, и, обернувшись, Шарп увидел, что на западном холме, на окраине города французы развернули батарею. Британская батарея на террасе женского монастыря немедленно накрыла её залпом, и маленькая часовня с колокольней, расположенная рядом, исчезла в облаке дыма, а потом колокольня обрушилась. Один из беркширцев обернулся, чтобы поглазеть на это, и пуля попала ему прямо в рот, круша зубы и рарывая язык; с потоком крови он выплюнул бессвязное ругательство.
— Не смотреть на город! Продолжать стрелять! Продолжать стрелять! — орал Шарп.
Сотни французов стреляли из своих мушкетов вверх; большинство пуль впустую ударяли в каменные стены, но некоторые находили цель. Додд получил лёгкое ранение в руку, но продолжал стрелять. Одному красномундирнику пуля попала в горло, и он умер, задыхаясь. Одинокое деревце на склоне холма дёргалось, словно живое, когда в него попадали пули, и ошмётки листьев падали с него в олаках дыма из французских мушкетов. Сержант Бычьешкурников упал, поймав пулю под ребро. Наконец сэр Эдвард Пэйджет послал людей с западной стороны крыши, где враг был уже разбит, чтобы добавить огневой мощи северному крылу. Мушкеты пыхали огнём, кашляли дымом и выплёвывали свинец, дым сгущался. Сэр Эдвард улыбнулся Папаше Хиллу:
— А они храбрые, эти ублюдки!
Пэйджет был вынужден кричать, чтобы его расслышали из-за грохота выстрелов.
— Они не устоят, Нед. — отозвался Хилл. — Они не устоят.
Хилл был прав. Французы, поняв всю тщетность обстрела каменных стен, уже начали отступать. Сэр Эдвард, радуясь столь лёгкой победе, поднялся на парапет, чтобы увидеть, как отступающая вражеская колонна распадается и начинает панически убегать. Он стоял там, поблёскивая золотыми шнурами аксельбантов в лучах солнца, застилаемого облаками дыма, но несколько упрямых французов всё ещё продолжали стрельбу, и сэр Эдвард вдруг застонал, схватившись за руку повыше локтя. Шарп увидел, что рукав щегольского красного мундира генерала порван, и белый осколок кости торчит сквозь шерстяную ткань и окровавленную плоть.
— Иисусе! — выдохнул Пэйджет, страдая от ужасной боли.
Пуля раздробила его локоть и прошла навылет. Он едва держался на ногах и был очень бледен.
— Отправьте его к доктору. — приказал Хилл. — Вы будете в порядке, Нед.
Пэйджет заставил себя стоять прямо. Адъютант попытался перевязать рану своим шейным платком, но Пэйджет отстранил его.
— Теперь командуете вы, — сквозь стиснутые зубы выдохнул он, обращаясь к Хиллу.
— Видимо, да, — согласился Хилл.
— Продолжайте стрелять! — кричал Шарп своим стрелкам.
Не имело значения, что стволы винтовок раскалились настолько, что до них невозможно было дотронуться, важно было прогнать уцелевших французов с холма ил, что ещё лучше, убить их. Топот множества ног предупредил о подходе к семинарии французских подкреплений, чтобы, наконец, любым способом прекратить переправу британцев через реку.
Королева этого сражения — британская артиллерия — поражала любое французское орудие, осмелившееся обнаружить себя. Как только отважный орудийный расчёт противника делал попытку направить орудие на причал в надежде поразить одну из барж, их поражала шрапнель или картечь. Британская батарея на берегу была достаточно близко, чтобы стрелять через реку. Начинка шрапнельных снарядов, как дробь во время охоты на уток, убивала за один раз шесть-семь человек, и через некоторое время французские артиллеристы прекратили свои попытки и скрылись среди домов у причала.
Французская атака на северном склоне прекратилась. В траве остались мёртвые, раненые, брошеные мушкеты; сама трава кое-где горела, подожжённая тлеющими пыжами. Уцелевшие отступили в долину, к дороге, ведущей в Амаранте. Одинокое дерево на склоне выглядело так, словно подверглось нашествию саранчи. Вниз по склону, громыхая, катился барабан. Сквозь дым Шарп видел французское знамя, но неясно, был ли это штандарт с орлом.
— Прекратить стрельбу! — скомандовал Хилл.
— Почистить стволы! — крикнул Шарп. — Проверьте кремни!
Французы вернутся. Обязательно вернутся.
Группировка войск, сосредоточенных в семинарии, продолжала пополняться. Прибыла даже дюжина португальских ополченцев, вооружённых охотничьими ружьями, с патронташами, в сопровождении толстого священника, которого все красномундирника приветствовали дружным смехом, потому что у него было короткоствольное ружьё с расширяющимся, наподобие воронки, дулом, — такие берут с собой возницы дилижансов для защиты от разбойников на большой дороге. Красномундирники растопили печи в кухне и принесли на крышу большие котлы с чаем и кипятком — чтобы смочить пересохшее горло и промыть стволы мушкетов и винтвовк от порохового нагара. Принесли и десять ящиков патронов — не настолько хороших, какие делают для стрельбы из винтовок, но подходящих на случай нужды. Харпер наполнил патронами свой кивер и теперь раскладывал их на парапете, к которому стрелки прислонили винтовки и шомполы, и ворчал:
— И это, сэр, они считают подходящими патронами?!
Французы усиливали свою группировку в северной низине. Шарп считал, что им следовало бы разместить там мортиры, но пока орудий там не появлялось. Может быть, все мортиры находились на западной окраине Опорто для обороны от британского флота, и их невозможно было настолько быстро перевезти.
В северной стене прорыли дополнительные амбразуры. Двое солдат из Нортхемптонширского полка прикатили к стене пару огромных бочек для сбора дождевой воды и соорудили в воротах садового сарая заграждение, скрываясь за которым можно было вести огонь.
Харрис принёс Шарпу кружку чая, потом огляделся по сторонам и вынул из патронной коробки холодную цыплячью ножку:
— Думаю, вам это придётся по вкусу, сэр.
— Где вы это взяли?
— Нашёл, сэр, — неопределённо пожал плечами Харрис. — И вот ещё для вас, сержант.
Харрис вручил вторую ножку Харперу, затем вытащил для себя грудку, отряхнул от прилипших крупинок пороха и с жадностью вгрызся в мясо.
Только теперь Шарп понял, что ужасно проголодался, и цыплёнок показался восхитительным на вкус.
— Так откуда эта роскошь? — спросил он снова.
— Думаю, это должно было стать обедом для генерала Пэйджета. — признался Харрис. — Но он, наверное, потерял аппетит.
— Думаю, так оно и есть, — согласился Шарп. — Нельзя позволить пропасть такой хорошей курице.
Заслышав грохот барабанов, он посмотрел вниз и увидел, что французы снова строятся, теперь — только со стороны северного крыла семинарии. Кое-кто из французов теперь нёс лестницы, взятые, видимо, с разрушенных британскими снарядами зданий.
