— Как хорошо, что вы меня не послушались. Это была отличная идея привести мейстера Тюрнера. Вы спасли Жанель и меня. Спасибо! Но это не значит, что в будущем я буду терпеть пренебрежение моими указаниями! Даже не смейте, иначе попробуете моего ремня!
— Да, мадам, — повторили девушки.
— Прекрати, Эльза, — сказал палач, помогая ей встать, и приказал стражникам отвести заключенных в тюрьму.
— Пойдемте домой! — предложила Эльза и, опершись на руку палача, похромала к борделю. Эльза потребовала, чтобы викарий, сидевший за столом с Мартой, быстро собирался на выход. Он посмотрел на нее так же растерянно, как и другие девушки, — такого с Эльзой Эберлин еще никогда не случалось! Клиента, который платит, не прогоняют, — так гласит непреложный закон.
Но в этот момент даже мадам не думала о монетах.
— Ступайте, викарий, — повторил палач. — Сейчас не самое подходящее время здесь околачиваться. — И тихо добавил: — Если оно вообще предусмотрено для священнослужителя.
Викарий, испуганно посмотрев на палача, бросил на стол несколько пфеннигов и выбежал из заведения.
Посадив Эльзу на лавку, палач поднес лампу ближе и осмотрел ее рану на голове.
— Тебя тошнит, и ты чувствуешь головокружение?
— Да, — ответила она и резко отодвинула его руку. — Ничего такого, с чем за пару дней не справились бы холодные компрессы. Лучше посмотри, насколько сильно эти грязные сволочи порезали мою Жанель!
Всю следующую неделю Эльза Эберлин и Жанель приходили в себя после нападения. Как и ожидалось, раны мадам заживали быстрее. Четыре дня она провела в постели, назначив Грет ответственной за девушек и кошель с золотыми, затем вернулась в строй, и лишь несколько царапин на ее лице напоминали о произошедшем.
Выздоровление Жанель проходило не так быстро. Несколько раз заходил палач, приносил настойку из трав, чтобы раны не начали гноиться, и следил за процессом лечения. Эльза даже вызывала банщика, посоветовавшего кровопускание. Услышав это, мадам прогнала его из дома с метлой в руке.
— Старый шарлатан! — кричала она ему вслед. — Тебе не удастся загубить моих девочек!
Погрозив кулаком, банщик крикнул, что она еще об этом пожалеет.
— Она сдохнет у тебя на руках, другого ты, старая скупая баба, не заслужила!
Он был неправ. Может, у Жанель был молодой крепкий организм, может, палач был искусным лекарем или и то и другое вместе, но порезы начали затягиваться. Элизабет и Эстер по очереди ухаживали за француженкой в свободное время. Даже Марта подошла однажды к постели Жанель и попыталась сказать что-то приятное — по крайней мере, в силу своих возможностей:
— Такой страшной, как Эстер, ты не будешь. Когда раны заживут, ты сможешь зачесывать волосы вперед и снова будешь выглядеть вполне прилично.
Жанель слегка улыбнулась.
— Спасибо за подбадривание!
Вечером у двери неожиданно появился секретарь настоятеля и потребовал, чтобы Элизабет оделась менее откровенно и последовала за ним. Он нетерпеливо ходил перед домом, стараясь не смотреть в глаза посетителям, пока мадам в своем доме наряжала Элизабет для важного гостя.
— Можно мне снова надеть тот красивый медальон? — попросила Элизабет.
Эльза Эберлин задумалась. Она достала ценное украшение из своего сундука и любовалась блеском камня при свете лампы.
— Он мне очень дорог. Я не перенесу, если ты его потеряешь.
Элизабет протянула руку за медальоном, который магическим образом притягивал ее. Она хотела дотронуться до него и прижать его к груди. Эльза неохотно позволила его надеть. Как приятно было прикасаться к этому произведению искусства из золота и драгоценных камней! Элизабет осторожно, будто птенца, взяла его в руки.
— Я буду внимательно следить за твоим сокровищем, обещаю. Медальон так дорог моему сердцу, что одна мысль о том, что я могу его больше никогда не увидеть, огорчает меня.
К ее удивлению, услышав эти слова, Эльза рассердилась еще больше.
— Что за глупая болтовня! — выругалась она и так туго затянула тесемки на платье Элизабет, что девушка едва могла дышать. Воспользовавшись тем, что Эльза отвернулась, чтобы взять плащ, Элизабет быстро повесила украшение себе на шею, пока мадам не начала убеждать ее, что лучше оставить медальон в сундуке. Надев неприметную темную накидку, Элизабет последовала за секретарем в дом настоятеля. Мужчина не обмолвился с ней ни словом, время от времени поглядывая на нее с неодобрением. Проведя ее в ту же комнату, что и в прошлый раз, секретарь оставил ее одну.
Второй визит очень походил на первый. Элизабет снова коротала время за чтением в роскошных покоях. Ее услуги заказал престарелый папский легат, который хотел, чтобы после всего она осталась спать в его кровати. Зачем он приехал в Вюрцбург и о чем говорил с представителями капитула, Элизабет узнать не удалось. Она была с ним приветлива и выполняла его скромные желания, как и в их первую встречу. Но в этот раз она сразу настояла на выдаче ей причитающейся суммы, чтобы на следующее утро не искать своего заказчика.
— Господину настоятелю не понравится, если я пойду к нему в собор, чтобы потребовать оплату за мои ночные услуги! — сказала она секретарю, когда они поднимались по лестнице, и вызывающе посмотрела на него.
— Не стоит наглеть, — возмущенно ответил он. — Это был бы скандал и вызов обществу!
Элизабет не стала с ним спорить о том, кто в этой ситуации допускает более серьезное нарушение правил — настоятель и легат, велевшие привести им шлюху, или требующая оплату шлюха. Тем не менее секретарь отсчитал ей монеты, прежде чем выйти из комнаты, и еще раз предупредил ее об ужасных последствиях, если она осмелится не выполнить свои обязательства или неуважительно отнесется к гостю.
Рано утром Элизабет собралась домой. Солнце еще не встало, и в городе было безлюдно. Элизабет наслаждалась свежим утренним воздухом, таким прозрачным и чистым, и сама себе казалась грязной, хотя почти каждый день мылась, что вызывало непонимание или насмешки шлюх. Элизабет так и не приняла окончательно свою новую жизнь. По крайней мере, она вела себя не так, как другие девушки мадам.
Когда Элизабет пришла в бордель, девушки еще спали. Она услышала знакомые шорохи, и в нос ударил запах старого дома, вперемешку с запахом вина, пота, душистой воды и выделений человеческого организма, — это был запах, который по утрам назойливо висел в воздухе. Только за день с распахнутой дверью он немного выветрился.
Элизабет разделась и легла рядом с Жанель на их общую кровать. Крепко сжав в руке золотой медальон, она заснула.
