— Это несложно, — согласился Вялов. — Завтра же такая комиссия будет создана.
Олег стал прощаться с друзьями.
Ване сказал:
— Ты пока оставайся на заводе, учись работать на Большом пульте, а потом мы с тобой встретимся.
— А собаки?
— Придется подождать с собаками. У меня сейчас будет много неотложных дел.
Приехав домой, засел за компьютер. Вызвал на экран банки Нью — Йорка. Вошел в водоворот финансовых операций, кредитных сделок, займов и различных расчетов. Укоротил одну сумму — на пятьдесят миллионов долларов. Заделал подпись: «Жирный паук! Если будешь вопить — пущу на ветер! Вася с Кергелена!» Другого — этот был из российских олигархов — наказал на тридцать миллионов. И старославянским шрифтом нарисовал слова: «У меня адреса всех твоих вкладов и недвижимостей. Будешь огрызаться, все отниму и сообщу в штаб Армии народной воли». И — вместо подписи: «Ай, Вась! Не пришел вчарась…»
С нью–йоркских банков перекинулся в Лондон, — и здесь учинил несколько операций. Затем вошел в кварталы знаменитых швейцарских банков, «пощипал» и тут летящие куда–то десятки и сотни миллионов. Заполнил все счета московских заводов и уж готов был влить свежую кровь в питерские заводы и, особенно, в известный ему еще со студенческих лет гигантский завод радиоэлектронных машин «Светлану», но тут к нему вошли адвокат и Маша, позвали обедать.
После обеда прилег на диван и уснул. И во сне видел он себя летящим высоко–высоко над океаном, хватающим за хвост каких–то диковинных птиц, и слышал, как в ладонях, сверкая искрами, потрескивают и позванивают металлические предметы. Это деньги, много денег!.. Увидел остров посреди океана. Подлетел ближе: Деньги!.. Золотые, серебряные… Они ярко блестят под лучами солнца, слепят глаза. Деньги, деньги… Люди насыпали эту гору — зачем, для чего?.. Он спрашивает, кричит кому–то, но ответа нет. Никто не знает, зачем и кто придумал деньги… Вот он живет без денег, и — ничего. Живет. Сказал же Ленин: «Мы из золота построим нужники». Хочет вновь подняться в воздух, полететь, но гора оказалась магнитной и оторваться от нее не было сил…
Проснулся вечером. И снова — за компьютер. На счет директора, близкого друга Вялова и очень хорошего человека, кинул пятьсот миллионов. И подписал: «Вася с Кергелена».
Заглянул в тот банк, где потрудился в начале своего рабочего дня. И здесь прочел электронное письмо, направленное банкиру хозяином счета, с которого смахнул пятьдесят миллионов. Написал ему: «Прекрати гвалт! Иначе выверну карманы и сделаю нищим! Вася с Кергелена». Еще триста миллионов перевел на счет Екатерины. И полмиллиона — на счет Старрока. После этого принялся качать деньги в питерские заводы, затем во все остальные, бывшие в списке, составленном Вяловым и Малютиным. Не забыл и их самих: решился на дерзкую меру — кинул им на счета со швейцарских банков по полмиллиарда долларов.
Неслышно, точно кошка, подошла к нему Катерина; он услышал тонкий запах духов и повернулся. Она стояла в новом и очень красивом наряде, хотя и не совсем модном, современном. Серая кофта и примерно такого же цвета жакет, на кармашке которого то ли пуговица, то ли брошь — его телефончик. То было для него открытие: его, оказывается, можно было носить на куртке, жакете, на лацкане костюма, и он вполне сходил за оригинальный значок.
Катя улыбалась. Кажется, он впервые имел возможность долго смотреть на ее веселое, смеющееся лицо.
— Что вы находите во мне смешного?
— В вас ничего нет смешного; наоборот: когда вы долго работаете за компьютером и затем от него отрываетесь, в ваших глазах еще пылает огонь схваток с вашими клиентами. Вы будто внезапно прекращаете бой и не можете отдышаться. В такие минуты я боюсь за вас: как бы не разорвалось ваше сердце. Вы иногда думайте и обо мне: если с вами что случится, я буду сильно страдать. Мир для меня опустеет, и я уж не найду в нем места.
Это было почти признание, но он принял его за милый остроумный комплимент. Вышел из–за компьютера, сел в кресло у балкона, задумался. Она молчала, а он с некоторой тревогой в голосе заговорил:
— Сегодня я обнаглел и потрошил богачей, как хороший мясник. Рубил с плеча и отваливал большие куски. Забросил деньги на счета многих заводов, и друзьям своим Вялову и Малютину кинул по полмиллиарда долларов. Триста миллионов долларов послал и на ваш счет. Я еще никогда так лихо не резвился. Ночью снова пройдусь по банкам, послушаю гвалт, крики обиженных, реакцию банкиров. Боюсь, как бы они не подняли вселенский шум.
— А если поднимут? — испуганно спросила Катя. — Что будет тогда?
Олег улыбнулся:
— Тогда заговорят газеты, затрещат сороки, то есть дикторы радио и телевидения. А уж потом возьмутся за дело всех родов комментаторы, борзые псы вроде наших Киселева и Доренко. Эти–то за тридцать сребренников мать родную не пощадят.
— Ну, и что же? Вас–то они достанут?
— Меня — вряд ли; я укрыл себя четырьмя слоями защиты. Кинутся на остров Кергелен разбойника Васю искать. Все пещеры прошарят, рвы и овраги, но там даже и электричества нет. Васю–то им не видать, как своих ушей.
— Ну, а если, все–таки, прознают и найдут нас?
— Боитесь, майор Катя? Трусите, как зайчишка? А трус не играет в хоккей, волков бояться — в лес не ходить. Прознают — так и закипит дипломатическая война. Наши политики схватят меня и в лес отвезут. В тюрьму сажать не станут, убивать меня тоже не резон. Я любому режиму и любой стране живехонький нужен, да и так, чтоб хорошее настроение было у меня. Я ведь живу и действую как Пушкин, которому для писания стихов нужно было душевное спокойствие. Прежде, чем меня схватить и в лес отправить, в какой–нибудь отдаленный дворец засунуть, спросят меня: а что вам, мил человек, для успешного вашего творчества нужно? А я им и скажу: а ничего особенного, а только то и нужно, чтобы возле меня майор Катерина безотрывно находилась. Я тогда любой банк до чистого пола распотрошу, любые карманы миллиардами наполню. Ну, они, конечно, и вас в мешок запакуют и вместе со мной в лес отправят.
Любо Катерине слушать такие его шуточки, но для важности она сказала:
— Ну, меня–то вы не трогайте. Я в ваших фокусах не замешана.
— Оно и правда — не замешана, и состояние ваше к миллиарду приближается, в этом тоже вашей вины нет; вы–то ведь меня не просили. Все так, да власть верховная вашего настроения спрашивать не будет. Серые мыши, что в Кремле сидят, они интересов своих ради миллионы людей готовы на распыл пустить, а не то что прелестную девочку Катю по рукам и ногам связать и возле моего компьютера посадить. Что же до вашего слуги покорного… Он, если будет на то ваша воля, один отправится в заточение, но и стихов они от меня не дождутся; буду я лежать на какой–нибудь сафьяновой кушетке и печально смотреть в потолок. И компьютерная война мне уж будет не интересна.
