Последний защитник - Эндрю Тэйлор

Я сказал, вдруг став подозрительным:

– Но ведь было темно, как же ты его рассмотрела?

– Нет, тогда еще не полностью стемнело, сэр. И к тому же это было возле таверны. Я хорошо разглядела его лицо в свете, падающем из окна.

– А что он делал во дворе «Кобеля и суки»? Ты видела его недавно?

– На прошлой неделе. Этот человек пришел в гостиную. Я была там с мадам и с одной из девочек, но он нами не заинтересовался. Спросил, где Даррел, а мадам Крессуэлл сказала, что тот еще не освободился. – Хлорис бросила на меня хитрый взгляд, чтобы я понял, на что она намекает. – А Даррел на самом деле был с Дориндой. Вы помните ее?

Я кивнул. Это была та юная проститутка, которая выглядела почти как ребенок, с руками, покрытыми синяками, старыми и свежими.

– Этот человек тоже сообразил, что имела в виду мадам. Он бросил на нее презрительный взгляд и принялся читать какие-то бумаги. А на нас с Амариллис даже и не посмотрел. В заведении мадам Крессуэлл немного встретится подобных мужчин. Но вот имя его я не слышала.

– Это священник по фамилии Вил, – сказал я, и вдруг мне кое-что пришло на ум. – А в какую сторону они направлялись? В сторону Сент-Джайлс или Чаринг-Кросс?

– Чаринг-Кросс.

Я догадывался, куда Вил мог вести Кэт. И молился, чтобы это оказалось не так.

– Я пошла за ними. – Лицо Хлорис, умное и серьезное, от света свечей стало красноватым; сейчас она была похожа на лисицу. – Священник повел ее в Уоллингфорд-хаус. – (Увы, моя догадка подтвердилась.) – Интересно, зачем?

Оставив ее вопрос без ответа, я спросил:

– А госпожа Хэксби шла добровольно?

У Хлорис дрогнули губы, и на миг она стала намного старше, чем была.

– Она не сопротивлялась, если вы об этом.

Пасхальный понедельник, 23 марта 1668 года

Вечер праздничного дня заканчивается. Наступает ночь. Хозяин ушел пьянствовать.

Феррус лежит рядом с Пустобрехом в конуре. Феррус устал, но не может уснуть. Внезапно, словно бы кто-то со щелчком повернул ключ, в памяти возникает картина: добрая госпожа Крамл.

Может, это из-за той молодой леди сегодня днем. Которая дала ему пенни. Для нее у Ферруса просто нет слов.

Монетка новенькая и блестящая. Голова на ней другая, не та, что на пенни госпожи Крамл. Он положил новую монету рядом со старой. Теперь два пенни спрятаны в конуре между досками. Пустобрех их охраняет. Если протянуть руку над спящим псом, можно дотронуться до их холодных ребристых краев.

«Это все сточный коллектор, – думает Феррус, – это коллектор делает доброту».

Давным-давно, когда госпожа Крамл жила в Кокпите, крыша туннеля рухнула и преградила сток. Им пришлось все выкапывать, и хозяин ругался и пинал Ферруса. Госпожа Крамл пришла посмотреть на открытый туннель, пока они не починили крышу и снова не засыпали ее землей.

Один только Феррус был там.

Госпожа Крамл увидела камень с пометкой «хХх», вырезанной в кирпиче зубилом, и спросила:

– Что это?

А Феррус ответил (он тогда еще говорил):

– Может, госпожа, метка мастера тех давних лет. Смотрите, за кирпичом есть тайник.

Феррус хорошо помнит, что было дальше.

Госпожа Крамл прикладывает палец к губам.

– Это будет наш с тобой секрет, – говорит она, – твой и мой. – И улыбается ему.

Три кирпича вперед, а потом еще два вверх. Вот где секретное место.

– Положи это в тайник, – говорит она и дает ему то, что надо туда положить. – И пусть лежит там, пока я за ним не пришлю. Как тебя зовут?

– Феррус, – отвечает он.

Госпожа Крамл прикладывает палец к губам:

– Храни наш маленький секрет, Феррус. Никому не говори. Вот тебе пенни, держи монетку. Однажды наступит день, когда их будет больше.

Назавтра приходят солдаты, а госпожа Крамл и ее люди уходят навсегда.

В тот день все напились до беспамятства, радовались тому, что скоро вернется король. Хозяин с друзьями потребовали, чтобы Феррус рассказал, что хотела от него госпожа Крамл. Что они делали вместе.

Но Феррус ничего им не сказал.

«Нет, нет, нет. Госпожа Крамл добрая и дала ему пенни. Она велела беречь ее секрет, и он будет беречь. Никому не скажет».

Хозяин становится все злее и пьянее, краснее и пьянее.

– Ну если не хочешь сказать мне, – говорит он, – то, Богом клянусь, я устрою так, что ты никому уже ничего никогда не скажешь!

Хозяин велит принести его инструменты и еще вина.

– Дайте мне клещи и нож! – приказывает он.

Пять человек держат Ферруса, прижав к земле. Они смеются и плюют на него.

А потом хозяин отрезает Феррусу язык.

И теперь у Ферруса больше нет слов. Он замолчал навсегда.

Вечер Пасхального понедельника тянулся медленно. Фибс послал своего мальчишку за кувшином эля, чтобы скоротать время. Когда в дверь постучали, он подумал, что это вернулся мальчик. Однако, открыв, обнаружил на пороге дрожащую госпожу Хэксби. Привратник уставился на нее и изумленно заморгал:

– Господи боже мой! Хозяйка, что это с вами стряслось?

Какое удовольствие видеть хорошенькую женщину, похожую на утопшую крысу, в особенности такую недоступную высокомерную суку, которая только что тебе в рожу не плюет.

– Поскользнулась и упала в канаву, – сказала она и поспешила на лестницу.

– Боже, храни нас всех! – произнес Фибс. «Господи, – подумал он, – ну от нее и воняет!» – Могу я чем-нибудь помочь?

«К примеру, раздеть тебя, но не раньше, чем поставлю тебя под насос во дворе, чтобы смыть все это дерьмо. Дерьмо, в котором ты по уши».

Она оглянулась:

– Наверху кто-нибудь есть?

– Нет. Господин Бреннан сегодня не приходил, а ваша служанка отправилась навестить свою мать в Боу.

– А господин Хэксби?

– Еще не вернулся.

«Странно, – подумал Фибс, – обычно старый дурень ее далеко от себя не отпускает, в особенности когда куда-нибудь идет. Как бы красавица с перепугу любовника себе не завела».

Госпожа Хэксби остановилась, нахмурившись и держась за перила:

– Он должен вернуться с минуты на минуту. Велите мальчику принести мне воды. Тотчас! Можно холодной, я не могу ждать, пока нагреется. Два ведра.

И она удалилась, перепрыгивая сразу через две ступеньки, в очередной раз подарив Фибсу возможность полюбоваться своими стройными ножками.

Наверху Кэт разожгла огонь в гостиной и поставила греться кастрюлю с водой. И только потом достала сверток, который вручил ей Феррус. Она потрогала его. До чего же грязный; впрочем, как и она сама.

Сверху жированная парусина, покрытая коркой грязи. Под ней что-то мягкое, вероятно