– Известия касаются герцогини Орлеанской, Симон, – сказала Барбара. – Она умерла, и весь город утверждает, что ей был дан яд в чашке цикорной воды. Как это ужасно!
Эта новость поразила меня, и я невольно вспомнил всю красоту и светлый ум несчастной герцогини.
– Кто же мог сделать это? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами лорд Кинтон. – Это преступление приписывают ее мужу, но насколько это верно, кто же может знать?
Несколько минут царило молчание. Пастор выпустил на дорожку свою некрасивую, блестящую пленницу и произнес:
– Бог раздавил одно из таких созданий, Симон. Вы довольны?
– Герцогиню я никогда не причислял к ним, – ответил я.
Под влиянием тяжелого известия мы тихо ходили взад и вперед по аллее. Скоро мы с Барбарой отошли от старших и очутились одни у ворот парка.
– Мне очень жаль герцогиню, – вздохнула Барабара.
Но, к счастью, свои радости всегда ближе чужой беды. Она скоро снова улыбалась, взяв меня под руку и глядя мне в глаза.
– Не будем грустить, моя дорогая, – сказал я, – мы вынесли немало испытаний и вышли из них невредимыми.
– Невредимыми и вместе! – сказала она.
– Если бы не было второго, что пользы было бы в первом? – заметил я.
– Да, но все-таки я боюсь, что из тебя выйдет дурной муж, Симон. Уже теперь, раньше времени, ты обманул меня.
– Я протестую… – начал было я.
– Не отпирайся! – сказала она. – Я знаю от отца о твоем последнем визите в Лондон.
– Я не хотел беспокоить тебя этим, – несколько смутился я. – Это было просто долгом вежливости.
– Симон, я ничего не имею против Нелл Гвинт. Ведь я здесь, в деревне, и с тобою, а она – в Лондоне, одна.
– И, право, я думаю, что лучше для вас обеих, – заметил я.
– Ну, за нее я не ручаюсь, – отозвалась Барбара.
Мы долго гуляли молча.
– Ты рад, что наконец дома, Симон? – улыбнулась она мне.
Да, я был рад этому. Немало темных путей и извилистых тропинок пришлось мне пройти, почти потеряв свою путеводную нить, золотую нить Ариадны, когда-то сплетенную здесь, в Гатчстиле, в дни моей юности. Теперь она снова была в моих руках и привела меня наконец домой, хотя и утратившего некоторые юные мечтания, но здравого телом и душой. Я смотрел в дорогие темные глаза, с любовью обращенные ко мне, читал в них радость и счастье, и мелькнувший, даже в эту минуту, затаенный страх потерять меня. Но это был страх мгновенный: светлая улыбка снова засияла на лице моей милой, когда я, склонившись к ней, тихо повторил:
– Да, я рад наконец быть дома!
Но надо говорить уже все до конца. Положив головку ко мне на плечо, Барбара шепнула мне:
– А ее ты совершенно забыл?
– Совершенно и навсегда, – ответил я без зазрения совести.
Простишь ли ты это мне, Нелли?
Но ведь можно быть счастливым и сохранить воспоминания о прошлом.
«О чем ты думаешь, Симон?» – иногда спрашивает меня жена, когда я улыбаюсь, откинувшись на спинку кресла.
– Ни о чем, моя дорогая, – отвечаю я, хотя далекий и серебристый смех звучит мне из дали минувших годов.
Я верен и предан своей жене, но разве могла такая женщина, как Элеонора Гвинт, пройти в жизни бесследно?
Сороковые годы семнадцатого века в Англии отличались особенно ожесточенной борьбой между королем Карлом I и парламентом. Эта борьба, безжалостно разжигаемая религиозными распрями, закончилась казнью короля (в 1649 г.) и диктатурой Кромвеля, низвергнувшего короля.
Борьба между католичеством и протестантством в Англии переросла в борьбу англиканской церкви (протестантской, сохранившей некоторые обряды католической и духовную иерархию) с католической и пресвитерианской, требовавшей общинного устройства и совершенно отвергавшей обрядность. Кое-как мирясь с католицизмом, приверженцы англиканской церкви беспощадно преследовали пресвитериан. Эта непримиримая борьба между приверженцами трех церквей проходит красной нитью через весь роман.
В 1660 г., после одиннадцати лет республиканского правления в Англии, произошла реставрация (восстановление) Стюартов в лице короля Карла II, сына Карла I. Веселый, остроумный и беззаботный, ленивый эгоист, он все же пользовался большой популярностью в народе. Впрочем, последняя была весьма непрочна, благодаря тому, что, будучи тайным католиком, Карл II слишком явно принимал сторону папистов. К тому же и наследник престола, брат короля, герцог Йоркский был тоже приверженцем католицизма, а в конце концов даже открыто перешел в католицизм и женился на католичке. Все это позволило поднять голову папистам, но в то же время повело к новым религиозным распрям.
Один из лондонских кварталов.
Супруга герцога Филиппа Орлеанского, младшего брата французского короля Людовика XIV, Генриетта – сестра английского короля Карла II.
После казни Карла I, Карл II в 1650 г. высадился в Шотландии, короновался там и в 1651 г. двинулся на юг во главе войска, но был разбит Кромвелем при Ворчестере и бежал во Францию.
Этот титул издавна присвоен в Великобритании наследнику престола.
