Назаров скривился, бросил полотенце на руки ординарца и, натягивая на себя рубаху, сказал:
— Одна теща была зятю другом, да своими советами довела его до петли. Вот так… Ну, пошли в хату.
Шелкович уже сидел за столом и что-то читал с карандашом в руке. Он отложил блокнот в сторону, провел ладонью по огромному лбу.
Где-то далеко, со стороны станицы Гусельщиково, послышался шум боя. Назаров насторожился. По темпу стрельбы он сразу определил: красные на левом фланге начали атаку.
— Так, пустое, — сказал он, — силенок для перехода в наступление у них маловато, ведут разведку боем.
И действительно, через некоторое время бой прекратился.
— Ну, давайте по штофу «петровской» да пожуем, что бог послал.
Проголодались все основательно, поэтому ели молча, сосредоточенно, с нескрываемым удовольствием.
— А что это вы там писали, Дмитрий Петрович? — спросил Назаров.
— Так, безделица. Фиксировал свои раздумья о наших делах.
— Вы бы лучше готовились к поездке в Ростов, раздумывать потом будем.
Из этой мимолетно сказанной фразы Наумов понял, что восстание в Ростове действительно готовится и в связи с резко изменившейся обстановкой Назарову необходимо установить новые сроки выступления. Иначе зачем же посылать туда самого Шелковича.
Дмитрий Петрович воспринял замечание атамана спокойно.
— Главное, пробить брешь в обороне противника и прорваться, а там я уйду по своему маршруту. Но сначала сделайте главное, Семен Кириллович.
— За этим дело не станет, — весело заверил его взбодренный водкой Назаров.
На улице послышался конский топот. Возле ворот кто-то осадил коней и громко спросил:
— Атаман у себя?
Назарову не хотелось, чтобы его отрывали по пустякам, и он кивнул Шелковичу:
— Узнай, Дмитрий Петрович, что там случилось.
Шелкович, высунувшись в окно, крикнул:
— Есаул, что-нибудь срочное?!
— В наше расположение прорвался отряд от батьки Махно!
Назаров вскочил:
— Ш-што?! Давай есаула сюда!
Но, влекомый нетерпением, вышел из-за стола и устремился во двор. Наумов направился вслед за ним.
— Прорвались, говоришь?
— Ох и отчаянные, черти!..
Есаул коротко рассказал о том, как махновцы внезапно ударили с тыла вдоль дороги от Гусельщикова и в ожесточенном бою прорвали оборону красных. С гиком проскочили они по улицам к церкви, спешились и потребовали доложить об их прибытии полковнику Назарову.
— Коней! — приказал Назаров.
На церковной площади по одну сторону коновязи парили не остывшие еще кони, по другую, возле легких таврических тачанок, сгрудились люди. Приезд двух полковников и гражданского чиновника не произвел на них впечатления. Зато сами они впечатление производили сильное. Одеты были в костюмы стародавней Запорожской Сечи с повязками на голове, шее и у поясов, которые отличали «ракло» махновской армии.
Командир отряда был одет иначе: в коричневых ботинках со шпорами и крагах, в английском галифе, прошитом в шагу мягким хромом, и в холщовой украинской рубахе гуляй-полевского росшива. Сбоку висел маузер, за поясом — браунинг.
Назаров подошел к нему и, почувствовав, что махновец докладывать не собирается, справился о здоровье Нестора Ивановича Махно.
— Батько в добром здравии и благоденствии. Вот, прислал меня к тебе. Скажи, говорит, написал письмо Врангелю: «Большевики убили моего брата. Иду мстить. Ужо, когда отомщу, приду к вам на помощь». А Врангель ему: «Коли хочешь помочь, пошли отряд полковнику Назарову».
— Спасибочко за добрую весть, но ты не представился.
— Заместитель командира Новоспасского полка армии имени батько Махно Стэпан Покотило.
Назаров оглядел отряд и, похлопывая стеком по голенищу, разочарованно произнес:
— Полка? Да тут и полусотни не наберется.
Покотило шутливо ткнул кнутовищем полковнику в живот.
— Батько людына дюже башковита. Побачь, мовит, Стэпан, кого полковнику Назарову трэба. Ежели по степу гулять — Долженко[33] пошлю, а ежели города брать — тогда Гурко.[34]
Назаров искренне обрадовался:
— Добро. Передай Нестору Ивановичу: мне необходимо кавалерию Долженко, усиленную пулеметами Гурко. Людям своим дай отдохнуть. С наступлением темноты начинаем прорыв. Пойдешь во втором эшелоне.
— Пошто так? — недовольно скривился Покотило. — Батько сказав: побач, Стэпан, колы не будэшь в почете, плюнь в рыло и вертайся.
— Ну, хорошо, — нехотя уступил Назаров. — Пойдешь за дивизионом Раденкова перед колонной штаба.
— Пошто не з штабумо?
Ответ Назарова был предельно откровенен:
— Враг, стоящий впереди, лучше союзника, стоящего сзади.
— Так це ж гутарит батько… — обрадовался Покотило. — Всэ в него перенэмають.
3
Над степью стлались низкие туманы. Они скрадывали очертания оставшихся позади домов, одиноких деревьев на пологих скатах холмов, неторопливо и сосредоточенно двигающихся по дороге всадников.
На позициях по рубежу балки Широкой, прикрывающей Ново-Николаевскую с востока, оставлен сильный заслон с пулеметами. На Грузском Еланчике — послабее. Речка глубокая, и без боя не сразу преодолеешь. С наступлением темноты все отряды и подразделения внезапно и бесшумно снялись с позиций и начали выдвигаться на исходный рубеж для прорыва.
Ездовой ударил коней вожжами, и фаэтон мягко закачался на неровной полевой дороге, обгоняя колонну. Наумов оглянулся. «Что-то Шелковича не видно. Как бы его не упустить», — мелькнула беспокойная мысль.
Неожиданно тишину разорвал треск ружейно-пулеметного огня, взрыв гранат, крики… Назаров подался вперед, прислушался.
— Сотни Раденкова пошли в атаку! — сказал он Наумову. Затем резко встал и, повернувшись назад, крикнул — Галопом впере-ед!
Раскатистым эхом прокатилась по колоннам эта команда, все ускоряя и ускоряя их движение. Сквозь гулкий конский топот, скрип телег и разгоряченный гомон казаков доносился недалекий гул боя.
Павел прислушался. «Оборону уже прорвали и расширяют коридор», — определил он и подивился организованности боевых действий отряда. Внешне казалось, что все шло само собой, без вмешательства атамана. Но Павел знал, какую работу провел Назаров днем, чтобы добиться столь четкого взаимодействия между подразделениями при прорыве в ночных условиях. Он понял, что молодой полковник Назаров опасный, очень опасный враг.
Штабная колонна уже стала входить в очищенный коридор. Неистовый треск винтовочной и пулеметной стрельбы, пронзительный свист пуль непрерывно хлестали по нервам, оставляя ноющую боль и противный зуд в груди. Кони шарахались из стороны в сторону, натыкаясь на тяжелораненых и мертвых казаков.
