Дороти Даннет - Путь Никколо

Никто не знал. Флорентиец, гость епископа, прибывший из Шотландии вместе с самим епископом и красавчиком Саймоном, и Кателиной ван Борселен, которая, если бы Господь был к ним милосерден, нашла бы себе мужа в Шотландии и осталась там. Кто бы ни был этот человек, скоро они об этом узнают — когда он сам, либо его доверенные лица явятся требовать возмещения за нанесенное увечье.

Юлиус проводил взглядом Клааса, которого уволокли прочь стражники. Ансельм Адорне даже не взглянул ему вслед, и это было дурным знаком. Но Адорне, подобно всем прочим, был слишком занят, помогая бородатому флорентийцу.

А Саймон тем временем снял свой дублет из синей тафты и, скрутив его жгутом, предложил даме, дабы та могла покрыть волосы. Получилось очень красиво. Саймон закрепил его рубиновой застежкой, не переставая что-то говорить. Через пару мгновений девушка улыбнулась, но как-то неискренне. Если бы это было кому-то интересно, можно было бы задаться вопросом: почему юная Кателина так настроена против своего спутника? Возможно, он не обращал на нее внимания по пути из Шотландии и лишь теперь передумал? Или, напротив, зашел в своем внимании слишком далеко? А может быть, она предпочла его соперника, но теперь он вновь пытался ее отвоевать?

Об этом и размышлял Юлиус, исподволь наблюдая за Саймоном. Затем решительно повернулся к тому спиной. Если бы не этот господин, они с Феликсом и Клаасом могли бы ускользнуть незамеченными… Стряпчему даже не пришло в голову, что Саймон вмешался в происходящее отнюдь не случайно и не просто со скуки. А ведь Юлиус знал нравы этого города…

И еще он знал, как знал и красавчик Саймон, кто из них троих в конечном итоге пострадает сильнее всех прочих.

Все глубокомысленные доводы, которые приводил Юлиус начальнику стражи по пути в Брюгге, оказались тщетными. Ничто не избавило их с Феликсом от тюрьмы. Их посадили под замок еще до полудня. Хвала небесам, его нанимательница, матушка Феликса, находилась в это время в Лувене. Юлиус отправил послание и немного денег Хеннинку, управляющему красильней в Брюгге, и еще троим людям, которых он считал перед собой в долгу. Теперь оставалось лишь надеяться на лучшее. Впрочем, похоже, они с Феликсом мало кого интересовали. Единственным виновным считали Клааса.

Первые известия о нем они получили лишь ближе к вечеру. Тюремный надзиратель, заглянув через решетку, поведал, что их юного друга водили на допрос.

— У парня-то, похоже, не все дома: целый оборот часов он ни о чем другом говорить не мог, кроме охоты на кроликов. Конечно, ничего хорошего из этого не вышло, хотя потешный он, это уж точно, все так говорили: не хуже карликов герцога Филиппа. Может, герцог Филипп и возьмет его к себе шутом, если только парень очухается после порки. Ему досталось куда хуже обычного, ведь надеялись, что он в чем-нибудь да признается…

Юлиусу было искренне жаль Клааса. По счастью, тот принимал подобные вещи философски; к тому же, сознаваться ему было не в чем.

Затем до них дошли новости, что после порки его, наконец, вернули, обратно, в тюрьму. Разумеется, попал он в знаменитую Темницу. Юлиус с философским смирением заплатил за теплую воду и одежду, а также подписал долговое обязательство бейлифу, флегматично заверенное городским нотариусом, дабы обеспечить Клаасу право на верхний этаж, где хозяева могли оплатить ему постель и еду.

Когда этого недоумка привели, оказалось, что он в кандалах, и Юлиусу пришлось заплатить еще и за то, чтобы их сняли.

Эту сумму он добавил к общему списку расходов, который со временем, должным образом расписанный по пунктам, будет представлен матери Феликса как счет за учебные принадлежности для ее сына.

Человек методичный и глубоко порядочный, мейстер Юлиус быстро разобрался в том, какие расходы Феликса Марианна де Шаретти готова оплачивать, а какие — нет. За последние два года пару раз она сочла необходимым освежить память своего поверенного касательно его прямых обязанностей — куда отнюдь не входили разгульные выходки в обществе Феликса. На самом деле, до появления стряпчего, выходки Феликса были куда хуже, чем просто разгульными. Тот слишком легко увлекался и не умел вовремя остановиться. Даже Клаас, которому доставалось больше всех, никогда не входил в раж, подобно Феликсу.

Пока что самые сильные чувства в душе молодого наследника пробуждали лошади и собаки, но очень скоро настанет черед девиц.

До сих пор девушки либо поддразнивали Феликса, либо пренебрегали им, поскольку он обращался с ними грубовато и по-свойски, как со своими младшими сестрами, но рано или поздно этому придет конец. Юлиусу оставалось лишь надеяться, что воспитанием его подопечного в этом отношении займется Клаас, и что произойдет это в Лувене, где люди с большим пониманием относятся к студентам. Несмотря ни на что, Феликс оставался славным и добрым парнем, в особенности в такие моменты как сейчас, когда, он, стоя на коленях, помогал промывать раны на мускулистой спине Клааса. Впрочем, вреда от него было больше, чем пользы, поскольку он то и дело прерывался и принимался спорить, стоило лишь Клаасу открыть рот.

Подмастерье, едва придя в себя, принялся в красках, с пятью различными акцентами описывать, каково оно там, на нижнем этаже Стейна, где нет ни еды, ни света, и приходится просить милостыню, просовывая торбу на шесте сквозь наружную решетку. Какой-то доброхот уступил ему очередь у шеста, поскольку Клаас истекал кровью, а когда он втянул мешок обратно, то обнаружил там кусок масла.

Феликс застыл:

— Масла?

— Это от прядильщиков, для моей спины. Но у меня все отняли, прежде чем я успел им попользоваться. Жаль, что ничего не осталось. На тебе что, латные перчатки? Пальцы, как терновые колючки… А масло принесла Мабели.

— Мабели… — Феликс вновь остановился.

— Она стояла у окна тюрьмы. Ты разве ее не заметил, на пристани в Дамме? Та девчонка, с толстой косой и с ведром. Я тоже не знал, как ее зовут. Оказалось, Мабели. Она служит у Жеана Меттенея.

— И принесла тебе масло. — Юлиус и сам не заметил, как отвлекся от клаасовой спины.

— Ну да. Ей стало нас жалко. Все нас жалеют. Там целая толпа собралась снаружи. И парни из цеха шляпников… Я как раз собирался вам сказать, мейстер Юлиус. Я им объяснил, где искать кроликов, но им это не слишком понравилось. Хотя, думаю, если мейстер Камбье все равно будет поднимать пушку, то и ягдташ он также мог бы вытащить, а может, даже и деньги милорда Саймона. Там еще были двое ваших клиентов, мейстер Юлиус. Хотели узнать, сохранят ли силу заключенные договора, если вас повесят… Еще был Хеннинк из красильни, он сказал, что уже послал гонца в Лувен, и все, что вы обещали ему заплатить, вычтут из вашего жалованья. А наши парни принесли пиво. Надо было оставить меня в Темнице, — ностальгически добавил Клаас. — Я успел бы получить и масло, и пиво, и все прочее, прежде чем нас повесят.