– Премного благодарен, брат! – Нагиба поклонился и дал знак своим: пошагали.
Устроились на обширном подворье, огороженном саженным частоколом. Собрали во дворе столы, скамьи. Тут и бочонки с пивом подоспели. Есть чем отпраздновать удачный набег.
Ольгу выпустили из ларя не сразу – не раньше чем убедились, что никого из чужих на подворье нет.
– Сиди тихо, – предупредила ее Дайна, поднимая крышку, – не то снова в ящик посадят. Нагиба, трус, боится, что до твоего отца весть дойдет.
– И правильно боится, – с ожесточением проговорила Ольга.
Но кричать не стала, повела носом и облизнулась: уж очень вкусно пахло из булькающего котла.
Кто-то тронул Ольгу за рукав. Девочка обернулась и вскрикнула от радости – Радим!
Его развязали. Видно, решили, что никуда он из городка не денется.
– Нагиба ушел, – сообщил парень, усаживаясь на лавку рядом. – Вроде к нурманам. Хочет им утварь ромейскую продать. Сказал: «Нурманы домой идут, на севере такие чаши в большой цене». Ты как?
– Есть хочу, – честно призналась Ольга.
– Эти похлебку варят, – сообщил Радим. – С потрохами и свиным салом. Может, и нам достанется. А еще, – проговорил он шепотом, покосившись на тершегося неподалеку Ерша, – они пива много взяли. И один бочонок уже выдули. Если напьются, может…
Он не договорил, но Ольга и сама поняла: бежать!
– Может, – прошептала она в ответ. – Только ты, Радим… Не бранись больше с ними, ладно? Потише, ну понимаешь…
Радим понимал. Если его опять свяжут, а Ольгу запрут, какой тогда побег!
Глава 9. Камень против ножа, нож против меча
Похлебки голодной Ольге никто не поднес. А просить она из гордости не стала.
Отвернулась, чтоб не глядеть, как разбойники жрут…
И вдруг на колени плеснуло жирным и горячим!
Ольга вскрикнула.
– Ой! Какой я неловкий! – раздался лицемерный возглас.
Рядом с княжной стоял наглец Ёрш с полупустой миской в руках и откровенно веселился. Должно быть, ему велели отнести ей похлебку.
– И другого платья, как назло, нет! Иди, постирай, а я покараулю, – Ёрш давился хохотом, – чтобы никто не подглядывал…
Тут терпение Ольги кончилось. Она забыла, что собиралась быть тихой, вскочила, выхватила из рук отрока миску с остатками похлебки и надела ее Ершу на голову.
Вокруг грянул хохот.
– Ах ты!..
Ёрш в бешенстве замахнулся…
Но удара не вышло – руку перехватил Радим.
Мысли о том, что надо притворяться покорным, вылетели у него из головы. Ёрш поднял руку на Ольгу!
Ёрш был старше, выше ростом и наверняка сильнее, но Радиму – плевать. Подцепил под ногу, дернул за руку и Ёрш полетел на песок.
Радим прыгнул сверху, но Ёрш отбросил его ногой и тут же вскочил. В руке – нож. Хороший. Лезвие – в пол-локтя длиной.
У Радима ножа не было. Отобрали.
– Конец тебе, щенок! – пообещал Ёрш, с противной ухмылкой надвигаясь на Радима. – Выпотрошу, как куренка!
Радим попятился, споткнулся о камень… И вдруг, быстро наклонясь, загреб двумя руками: левой – песок, правой – камень, о который споткнулся.
Песок полетел в глаза Ёршу. Тот заорал, махнул ножом почти вслепую, но достал. Задел самым кончиком, распоров рубаху и кожу на плече Радима. Пустяк.
А вот удар камня, которым Радим с размаху приложил Ёрша по гадкой роже – это уже не пустяк.
Ёрш выронил нож, схватился за физиономию, заверещал, как девчонка. Из-под его ладоней потекла кровь.
Разбойники, которые только что следили за потасовкой с веселым любопытством, как за разодравшимися собаками, громко подбадривая своего, враз замолкли.
И разом уставились на Угрюма.
Тот, зло оскалившись, выскочил из-за стола, подскочил к сыну, треснул его по спине:
– Хватит выть! А ну покажи!
Ёрш убрал руки. И перестал верещать – только всхлипывал. С его подбородка капала кровь, длинный хрящеватый нос смотрел на сторону.
Угрюм ухватил скособоченный нос и резким движением поставил на место. Ёрш снова взвыл. А его отец вытянул меч и вложил в руку сына:
– Убей его! – рявкнул он, указав на Радима. Забыл, видно, от ярости собственные слова о том, что раб денег стоит.
– Не трогай его! – закричала Ольга, бросаясь на помощь…
Но ее перехватила Дайна.
– Не лезь в дела мужей, княжна!
Ёрш поглядел сначала на меч в собственной руке, на Радима с камнем, потом – на отца:
– А чего я, бать? – прогундосил он. – Чего это – я?
– Ты! – рявкнул Угрюм. – Отомсти за обиду!
– Я не могу… – пробормотал Ёрш. – Я же ранен. Вот как кровь течет!
– Слизняк! – разбойник отобрал у сына меч. – Гнилое семя! Смотри, как поступают настоящие мужи!
Радим еле успел уклониться. Поднырнул под руку кривича, оказавшись у того за спиной…
Только на одно мгновение, не больше. Желтобородый Угрюм стремительно развернулся. Радим отскочил, боковым зрением углядел нож, который выронил Ёрш, бросился, схватил.
Угрюм не мешал, даже ухмыльнулся:
– Огрызайся, плесковский щенок! – поощрил он. – Повесели меня!
Взмах меча – Радим уклонился, но от второго ему было уже не уйти. Он подставил нож. Лязгнуло железо. Руку пронзила боль, но Радим сумел удержать нож, на лезвии которого, у самой рукояти, появилась зарубка.
Угрюм ударил снова. На этот раз – коленом в живот. Радим упал на песок, попытался вдохнуть, но не смог.
Разбойник приближался, поигрывая мечом…
– Довольно! – раздался незнакомый властный голос.
Все обернулись к воротам.
Нагиба вернулся.
И не один.
С ним – нурманы. Воины. В настоящих бронях, с раскрашенными щитами за спиной, с блестящими шлемами, которые, правда, сейчас были не на головах воинов Севера, а висели на поясах.
Державшая Ольгу Дайна забормотала по-своему. Наверное, молилась своим богам. Викингов было только двое, но они были как ястребы среди ворон. Два десятка вооруженных кривичей и чудинов глядели на них с опаской.
«Наши варяги бы не испугались!» – подумала Ольга.
Но варягов здесь не было. К сожалению.
– Я сказал: довольно! – повторил один из нурманов, синеглазый, с пышной светлой гривой и коротко подрезанной бородой. – Не тронь его!
– Мой раб! Захочу – убью! Мое право! – тоже на языке нурманов запальчиво выкрикнул Угрюм и замахнулся.
Нурман оказался между кривичем и Радимом так быстро, что Ольга и моргнуть не успела. Нурман глянул в глаза желтобородого:
– Нет, не твое, – произнес он негромко и от этого еще более страшно.
Желтобородый попятился. Будто вдруг забыл, что он – воин, а в руке у него меч.
Но тут же спохватился: сжал рукоять покрепче, нахмурился грозно.
Нурман улыбнулся. Ровные белые зубы, широкая улыбка…
Вот только доброй ее не назовешь.
Он больше ничего не сказал. Даже не взялся за меч. Но здоровенный кривич отступил. И сунул собственный клинок в ножны.
– Если тебе приглянулся этот раб, можешь его забрать, – проворчал Угрюм, пятясь. – Но заплати сначала. Я взял его в бою!
– В бою? – викинг улыбнулся еще шире. – Раз так, то я заплачу. Лови!
Серебряная монета упала на песок.
– Крепкий паренек стоит намного больше, чем один дирхем [8]! – возмутился Угрюм.
– Это если бы он был живой, – насмешливо проговорил нурман. – А я купил мертвого. Ты же его убить хотел, верно?
Угрюм раскрыл рот…
Но его перебил Нагиба.
– Уступи ему! – прошипел купец. – Взял монету и отошел! Живо!
Угрюм проворчал что-то недовольно, но повиновался.
– Вставай, чего разлегся! – нурман легонько пихнул Радима носком сапога. – Эй, ножик прихвати. Это же твой боевой трофей, да? Вернее, не твой, а мой, потому что ты – мой раб, а у рабов своего не бывает.
– Отличное приобретение, Харальд! – поздравил товарища второй нурман, оглядев Радима. – На рынке в Бирке за него дадут уж точно побольше дирхема.
