сразу же бросились на туземцев, слишком усталых, чтобы бежать. С накопившейся ненавистью они не жалели своих поверженных врагов и убивали раненых дуротригов тут же, на месте. Фигул увидел, как несколько легионеров окружили стоявшего на коленях воина. Мужчины ликовали, по очереди вонзая свои мечи в его тело, один за другим. Воин демонстративно оставался стоять на коленях, даже захлебываясь собственной кровью. Фигул подавил желание вмешаться и отвернулся.
Тела и брошенное оружие покрывали всю отмель. Он был удивлен тем, насколько болезненно худыми выглядели многие из мертвых британцев. Куда бы он ни посмотрел, он видел худющие грудные клетки и изможденные лица. Противоречивые эмоции бурлили внутри него - как всегда в ужасные моменты после битвы. Будучи солдатом на службе у Императора, Фигул прекрасно осознавал тот факт, что воины, которых он убил в бою, были кельтами. Как и его предки.
- Кровавая бойня, господин, - сказал Рулл, подтягиваясь к плечу, его выцветшие серые глаза осматривали берег внизу. - Никогда не видел ничего подобного. Они просто бросались на нас. У некоторых из них не было ничего, кроме голых кулаков. Против заостренной стали!
- Трудно поверить, как сильно они ненавидят Рим, - тихо сказал Фигул. - Лучше бы им было бы сдаться. Они уже должны понять, что не смогут нас победить.
Он на мгновение замолчал, потом кое-что вспомнил и устремил взгляд на скалу.
- Где центурион? - спросил он, просматривая ряды легионеров.
Рулл кивнул на колонну раненых, сгрудившуюся на галечной отмели: - Среди других раненых, господин. Похоже, он еще долго не проснется. - Он не решался продолжить, поглядывая влево и вправо, чтобы убедиться, что никто не слушает. Затем он наклонился вплотную к Фигулу и понизил голос. - Скажу по секрету, господин. Вам лучше быть осторожным с центурионом. Очелла был офицером преторианской гвардии, прежде чем его перевели во Второй легион.
- Зачем ему было отказываться от уютной должности в гвардии, чтобы перейти в Британию?
Рулл пожал плечами: - Возможно, это был не его выбор. Может быть, поэтому он причиняет нам столько неприятностей. Он пососал зубы и добавил - Предпоследний оптион недолго продержался на вашем месте. Его отправили обратно в Гесориакум для обучения новобранцев. Послушайте меня, господин. Очелла не из тех, с кем вам следует фамильярничать.
Последние галеры причалили к берегу, когда фиолетовые сумерки опустились на Вектис, море блестело, как тысячи ослепительных наконечников мечей в угасающем свете. Небо прояснилось, пока матросы разгружали припасы, для того, чтобы накормить и вооружить армию. В течение дня группы гребцов трудились, чтобы отогнать триеры, севшие на мель на песчаной отмели. Стоя по пояс в ледяной воде, они тянули за веревки, привязанные к носу каждого корабля, перетаскивая суда через отмель и спуская их с мели одно за другим. Ближе к вечеру, когда триеры были вытащены, остальная часть флота осторожно направилась к берегу.
Мужчины из каждой центурии Пятой когорты были назначены для выполнения мрачной задачи по уборке трупов с отмели. На вощеных грифельных досках делались записи имен каждого погибшего легионера, которые нужно было представить центурионам для подсчета потерь. Раненых лечили там, где они лежали, а полевой госпиталь был устроен в лагере, построенном недалеко от скалы. Погибшие были собраны и разложены в ряды, готовые к погребению, которое будет сооружено для кремации их тел после того, как соберут дрова. С каждого трупа сняли доспехи, оружие и сапоги. Затем их отправят квартирмейстеру для ремонта и размещения в складах, готовя к вторичному использованию по мере необходимости.
По приказу легата дуротриги были свалены под одной из скал и оставлены как суровое напоминание об уплаченной цене, тем, кто бросил вызов Риму. Их оружие и снаряжение также были изъяты и частично сожжены, чтобы они не попали в руки падальщиков, которые затем могли бы продать их врагам Рима.
Со своими войсками на берегу легат отправил кавалерийских разведчиков на поиски признаков присутствия врага в глубине суши, в то время как когорты, наконец, отошли от берега, оставив позади себя скалу, как памятник сражению на берегу, запечатлевшемся в их памяти. Утомленные люди расчистили разбросанные по земле заросли кустов и принялись за тяжелую работу по созданию походного лагеря. Сначала они вырыли внешний ров глубиной двенадцать футов, используя свои шанцевые инструменты. Затем они забрали землю из рва, чтобы сформировать внутренний вал десяти футов высотой. Он был увенчан заостренными деревянными кольями, связанными вместе кожаными ремнями, и предназначенными для использования в качестве гигантских шипов в случае нападения противника.
После того, как оборонительные линии были завершены, мужчины приступили к разметке линий для своих палаток. Когда легион и его обоз были надежно заперты в походном лагере, солдаты наконец набили свои опустошенные желудки пайками из дымящейся горячей соленой свинины и ячменной каши. С наступлением ночи мужчины разошлись по своим восьмиместным палаткам из козьих шкур. Они сидели вокруг костра, согреваясь, высушивая свою мокрую одежду, играя в кости, обмениваясь непристойными шутками, пытаясь отвлечься от мрачных воспоминаний о битве. Этим мужчинам в одежде санитаров была поручена тяжелая задача срубить бревна на опушке близлежащего леса, чтобы соорудить погребальный костер для своих павших товарищей.
Выполнив свои дневные обязанности, Фигул присоединился к Руллу и его солдатам у костра и стал греть руки. Он связался с медикусом Второго легиона, чтобы узнать, когда поправится Очелла, но центурион что-то бессвязно бормотал, лежа на тонком спальном одеяле, расстеленном на земле, и мотая головой из стороны в сторону. Фигул надеялся, что этот человек вскоре восстановит свой разум, чтобы снова взять на себя командование Шестой центурией и позволить своему оптиону вернуться к своим обычным обязанностям. При нынешнем положении вещей казалось, что Фигул будет обременен командованием, по крайней мере, в течение следующих нескольких дней - ситуация, на которую он возмущался, поскольку в глубине души считал себя простым солдатом и дорожил духом братства своих товарищей по званию. Но, по крайней мере, он хотя бы на это время будет избавлен от суетливой настырности центуриона. Очелла был педантичным офицером, который прежде всего предъявлял требования к внешнему лоску и аккуратности своих людей. Любые признаки опоздания встречались холодным взглядом и жесткими дисциплинарными взысканиями. Жизнь под Очеллой была особенно сложной для Фигула, и центурион безжалостно хватался за каждую малейшую промашку, которую тот совершал, отчитывая его за пятнышко грязи на полированной пряжке ремня при проверке комплекта или за малейшие помарки в записях. Втайне Фигул
