Ознакомительная версия.
После визита мэтра Делиже и его целебных микстур королю Польши стало значительно лучше, и он даже соизволил вспомнить о том, что собирался этим утром повеселиться сам, а заодно развлечь своих знатных магнатов.
Король дважды хлопнул в ладоши, вызывая к себе распорядителя празднеств дворянина Стаса Порского, носившего высокий придворный чин подчашия.
— Все ли готово для казни тех врагов, что взяты в плен нашими доблестными гусарами при вчерашней разведке на том берегу реки? — поинтересовался он у подчашия.
— Все готово, ваше величество! — кивнул Порский.
— Так поезжай и привези пленных к месту казни. Я уже придумал, как их казнить. Каждого из них мы привяжем по отдельности к четверкам лошадей за руки и за ноги, а потом… Хоп! И наши лошади их четвертуют…
— Слушаюсь, ваше величество! — И подчаший исчез с глаз своего владыки.
А в это время у шатра короля собрались самые родовитые польские дворяне числом двенадцать. Все они занимали высокое положение в сборном войске Батория, состоявшее в основном из иностранных наемников. На их мужество и ратное мастерство король польский и возлагал большие надежды, собираясь в очередной поход на русскую землю. Потому-то король вышел к своим маршалкам, чтобы лично приветствовать и еще больше укрепить боевой дух, который и без того прямо так и рвался наружу из польских мундиров и доспехов.
При появлении короля все шляхтичи, как один, обнажили сабли и, подняв вверх, трижды ими отсалютовали, приветствуя таким образом своего самого главного военачальника.
— Мои верные рыцари! — начал свою речь Стефан Баторий.
— Завтра мы двинемся в поход, и вас ждут героические подвиги во славу нашей католической церкви, всех ее святых и самого господа нашего Иисуса Христа. А сейчас я желаю, чтобы все вы немного развлеклись, посмотрев на то, как наши боевые кони разорвут на части двоих пленных, один из которых, как мне сказали, носит большой чин в русском войске — станичного головы.
— Вот эту «голову» и надо отделить от туловища! — пошутил пан Ястребовский, напомнив этим королю, что именно он во главе сотни гусар захватил пленных.
— Пан Ястребовский герой дня! Это он захватил станичного голову и его помощника, — сообщил всем король, обратив завистливое внимание других маршалков на своего ясновельможного соратника. — При захвате этих пленных была славная сеча. Пан Ястребовский потерял в бою с русскими станичниками половину своих гусар… Сейчас, ясные паны, привезут этих пленных и тогда мы сможем лицезреть муки этих недостойных защитников чуждой нам веры, в которой крестятся справа налево и молятся на раскрашенные доски, называя их иконами…
В этот момент к королю почтительно приблизился подчаший Порский и о чем-то тихо сказал Баторию.
— Панове, — озвучил известие король, — казнь немного задерживается из-за того, что до сих пор в лагерь не доставлены пленники, но… Нас желает развлечь герр Штольц! Тем, кто незнаком с герром Штольцем, сообщаю, что он взялся обеспечить наше славное воинство невиданным пушечным зельем, обладающим большой разрушительной силой. Герр Штольц!..
Перед шляхтичами, как чертик из табакерки, выскочил лысый коротышка на кривых ножках, одетый в цветные одежды, хорошо гармонирующие с расцветкой королевского шатра. Этот человечек больше походил на странствующего актера, чем на серьезного изобретателя.
— Вот наше новое приобретение — мастер по созданию пушечного наряда! — объявил Баторий, представляя раскланивающегося во все стороны германца, в котором не было ничего величавого, гордого, что могло прийтись по нраву спесивым польским дворянам, поэтому все они весьма небрежно поприветствовали «новое королевское приобретение». Уж эти ясновельможные паны превосходно знали, чем заканчивали многие королевские фавориты, состоявшие в основном из иностранцев-авантюристов. Обычно все они кончали плохо, при первом же неудовольствии государя оказываясь на эшафоте.
— Мы испытаем новое пороховое зелье на первой же крепостишке русских, — продолжал король. — Она носит название Сокол. Ну и ладно! Если мои доблестные шляхтичи сами не смогут взять крепостные стены Сокола с наскока, то я воспользуюсь изобретением герра Штольца. Но это только в том случае, если доблестные гусары пана Ястребовского и другие жолнежи не заклюют эту «птаху»-крепость насмерть с первой попытки. Не так ли, пан Ястребовский?..
— Ваше величество! Для нас, высокородных польских рыцарей, нет ничего невозможного. А что касается герра Штольца… Германцы нам не указ. К тому же, заметьте, ваше величество, герра Штольца не приняли всерьез сами германцы. Его обвинили в колдовстве и изгнали из германских владений.
— Подождем, — сказал Баторий. — Завтрашнее сражение покажет, на что способен наш маленький Гансик и его пушечное зелье. А пока… Где же пленные? Сколько мы должны еще томиться в ожидании?..
К королю снова подбежал подчаший Порский, взволнованный до крайности.
— Что?! — выслушав его, вскричал король. — Как так сбежали?! Езус Мария! Это плохое начало для нашего похода…
— Что случилось, ваше королевское величество? — осмелился задать вопрос пан Ястребовский.
— Обоих русских пленных отбил большой казачий отряд, — пояснил король и тут же гневно воскликнул: — Я повелеваю, немедленно наказать всех виновных!..
— Они уже достаточно наказаны, ваше величество, — дерзко ответил подчаший. — Все, кто охранял пленных, перебиты казаками.
— Подробности! — потребовали шляхтичи.
— Пленных отбили перед тем, как их повезли в наш лагерь, — рассказал Стас Порский. — И особо злодейничал там некий казак по имени Булат. Он насмерть зарубил пятерых стражников, а пану полковнику Студенецкому прострелил голову. Он вот-вот кончится…
— Это плохое предзнаменование в самом начале похода, — повторил Баторий, который страдал от излишнего суеверия.
— Ничего, ваше величество, — постарался успокоить короля пан Ястребовский. — В завтрашнем сражении мы докажем, что первая неудача станет последней и мы заставим этих схизматиков умыться кровью!
— Приказываю готовиться к походу! — повелительно произнес король. — Мы выступаем с первыми лучами солнца. Пусть враг трепещет! — А в конце краткой зажигательной речи он добавил: — Вот там-то мы и позабавимся…
* * *
Ганс Штольц не мог в эту ночь заснуть, как ни старался. Ворочаясь на жесткой походной постели, сделанной еще Германом Штольцем — его отцом — Ганс злобно размышлял о том, как завтра он сумеет поставить на место всю эту польскую сволочь, а особенно пана Ястребовского, который так унизил его достоинство перед королем. «Но ничего, ничего, — говорил самому себе Ганс, — все вы, ничтожные дворянчики, возвысившиеся только благодаря своему высокородию, еще будете заискивать передо мной, искать моего покровительства. Будет время, когда я посмеюсь над вашими спесивостью и гонором. Да, мне самому пришлось пробиваться в этой непростой жизни, добиваясь признания у сильных мира сего своих гениальных способностей в области химических наук, которые бы ровным счетом ничего не стоили без финансовой поддержки со стороны. Так что ж с того! Я знаю и умею делать то, о чем все эти дворянчики даже мечтать не могут. И завтра они в этом убедятся…»
Ознакомительная версия.
