— Урсула! — прозвучал густой, ясный и хорошо знакомый голос с улицы. Так мог говорить только их протектор, Константин. — Выйди на балкон, принцесса! Дай своему народу посмотреть на тебя! Выходи! И другие девушки тоже! Не надо прятаться! Отбрось неуместные приличия, выйди и поприветствуй нас вместе со своим отцом. Пусть Констант увидит свою возлюбленную невесту! И пусть все почувствуют, что мы наконец-то вернулись домой!
Марте и Сауле не нужно было повторять приглашение. Они откинули занавес, за которым прятались, и вывели Кордулу с Бриттолой на балкон. Толпа встретила их восторженными криками. Легионеры тоже приветствовали четырех благородных девушек одобрительными возгласами.
Бриттола занервничала от смущения.
Крики замерли, и все затихли в ожидании. На балкон медленно вышла Урсула. Она была выше остальных, ее голову окружал ореол белокурых волос, свободно спадавших на плечи. Казалось, что своим присутствием она освещает весь балкон. С тех пор как год назад армия ушла в поход, Урсула расцвела и сейчас представляла собой воплощение света и спокойствия. Уверенный взгляд темно-голубых глаз излучал достоинство власти — как у ее матери, любимой народом королевы Рабации. Как только она появилась, толпа взорвалась приветственными криками с удвоенным восторгом.
Урсула благодарно улыбнулась подданным и перевела внимательный взгляд на Константа. Ее возлюбленный изменился за время похода. Возмужав, он лишился мальчишеских черт и повадок. Его руки держали повод коня крепко и уверенно, а легкая поросль на скулах превратилась в густую черную бороду, как у отца. Обветрившаяся кожа потеряла юношескую нежность, придавая Константу вид закаленного сражениями воина. Теперь в его улыбке было больше знания и уверенности, чем вопросов.
Все собравшиеся стали свидетелями того, как юный герой и красавица принцесса обменялись влюбленными взглядами. Потом Константин медленно поднял руку, снял шлем и поклонился. Констант последовал его примеру. Геронтиус, после некоторой паузы и почти не скрывая недовольства, сделал то же самое.
— Смотрите же, люди Кориния! Смотрите, все жители Британии! — заговорил Константин, потом поднял руку своего сына в победном жесте и продолжил: — Вот ваше будущее! Констант и Урсула!
«Констант и Урсула! Констант и Урсула! Констант и Урсула!» — скандировала толпа, и этот крик, казалось, наполнил весь город. В это время наместник, его сын и полководец раскланялись, надели шлемы и вернулись на коней, чтобы продолжить парад.
Как только генеральские знамена исчезли из виду, Кордула схватила Урсулу за руку.
— Смотри! — Она показала на холм, вершина которого виднелась над замковой стеной и крышами домов. — Это Пинноса!
Они узнали бы ее на любом расстоянии. Она сидела на огромной черной кобыле, Артемиде, одетая в свой обычный наряд — костюм для охоты. Ярко-рыжие волосы были убраны назад, чтобы не застилать глаза. На правом плече у нее висел ремень, на котором была нанизана мелкая добыча, за спиной виднелся лук, а в левой руке она держала длинное охотничье копье. Поперек конского крупа лежал убитый ею олень. Пока девушки наблюдали за ней, Пинноса тронула поводья, и лошадь медленно ушла в тень.
— Наверное, она услышала шум и поняла, что парад уже в разгаре, — голос Бриттолы выдавал ее разочарование. — Почему она не присоединилась к нам?
— Она, скорее всего, увлеклась погоней, — отозвалась Марта. — Ты же знаешь, ничто не может оторвать ее от охоты, особенно если она погнала дичь.
— Наверное, Марта, ты права. Только я бы очень хотела, чтобы она хоть немного изменилась, — со вздохом произнесла Урсула. — Особенно сейчас, когда пришло время выполнять свой долг, как нам. Порой мне кажется, что она слишком сжилась с «дикой стариной» и относится к цивилизованной жизни в замке с излишним пренебрежением. Ох, Пинноса… — Она скорее говорила сама с собой, чем обращалась к девушкам, все еще не отрывая взгляда от опустевшей вершины холма. — Почему тебя так тянет в дикий мир? И почему ты так избегаешь мужчин?
— А по-моему, она им просто завидует, — весело сказала Марте Саула, когда они уходили с балкона. — Она — как волк, грезящий об орлиных крыльях!
Девушки засмеялись ее шутке, и даже Урсула, торопившаяся вернуться к своим приготовлениям к пиру, оглянулась на них с улыбкой.
Урсула наклонилась к Бриттоле, сидевшей рядом с нею за женской половиной стола.
— Где же наши мужчины?
Пир уже давно начался, за столом сидели знатные посланники Лондиния, и остальным мужчинам пора было появиться. Места во главе стола занимали король Дионот, посол Морган, епископ Патроклий и трое представителей местных знатных родов. Возле них оставалось шесть пустых сидений, предназначенных для Константина, Константа, Геронтиуса, отца Бриттолы Конана и еще двоих крупных военачальников. Жены знатных мужей сидели вместе с Урсулой, Бриттолой, Кордулой, Мартой и Саулой во главе другого стола. Столы для менее знатных гостей, за которыми должны были находиться и мужчины, и женщины, по-прежнему оставались полупустыми. Там были только жены, матери и сестры отсутствующих воинов. Из знатных дам отсутствовала только Пинноса.
Столы ломились от угощений, источавших умопомрачительные ароматы. Телята и поросята, зажаренные целиком на вертеле, горы жареной и тушеной дичи, раки и экзотические фрукты были разложены на серебряных блюдах. Благоуханное вино успело раздразнить аппетит гостей. Епископ Патроклий, полный и румяный, благословив пиршество, первым преломил хлеб и дал себе волю, знатно угостившись и набросав вокруг своей тарелки массу объедков.
Гостей тем временем развлекали вовсю. Глотатель огня, одетый в полосатую шкуру неизвестного животного, сумел так заинтриговать женщин своими трюками, что те, казалось, и думать забыли про своих мужчин.
Урсула воспользовалась моментом и подошла к королю.
— Отец, где они могут быть? — прошептала она ему на ухо. — Им уже давно пора появиться!
— Не волнуйся, дорогая. Нам ведь не трудно проявить каплю терпения по отношению к мужчинам, которым мы стольким обязаны?
— Но, отец! Они должны были закончить омовение еще задолго до заката. Чем они могут быть заняты?
Они же голодны и умирают от жажды! — И тут ей пришла в голову ужасная мысль.
Встревоженное лицо отца подтвердило ее опасения.
— Не надо так себя расстраивать, дорогая. Ты выполнила свою работу, пир великолепен. Будь же терпелива. Они скоро придут, я уверен, что…
— Они ведь у алтаря, да? — произнесла она свистящим шепотом. Взгляд, которым она пронзила отца, стер с его лица благостную улыбку.
