— Бруд-рыбак.
— Мордред, сын Бруда, — кивнул Гавейн. — Я уверен, мать что-нибудь тебе пришлет. Если она пошлет тебе денег или какой другой дар, ты ведь его примешь, правда?
Из уст принца и обращенный к сыну рыбака это был странный вопрос, но ни одному из мальчиков так не показалось.
Мордред улыбнулся, и эта полуулыбка с поджатыми губами показалась Гавейну на удивленье знакомой.
— Разумеется. Почему бы и нет? Только глупец отказывается от даров, в особенности если он их заслужил. А я себя глупцом не считаю, — добавил Мордред.
Вызов во дворец пришел на следующий день. Доставили его двое мужчин, королевины стражники по оружию и одеждам, и принесли они не монету или другой дар, а приказ явиться во дворец и предстать пред королевские очи. Королева, похоже, желала сама поблагодарить спасителя своего сына.
Мордред, распрямившись надо рвом, где нарезал бруски торфа, уставился на стражников, силясь побороть или хотя бы скрыть прилив внезапного волненья.
— Сейчас? Вы хотите сказать, я должен пойти с вами?
— Таков приказ, — весело отозвался старший из стражников. — Так она и сказала, чтобы мы привели тебя во дворец. А второй с грубоватым добродушием добавил:
— Тебе нечего бояться, малец. По всему выходит, что ты отличился, и тебе за это что-нибудь да причитается.
— Я не боюсь, — с приводящим в замешательство самообладаньем, которое так удивило Гавейна, ответил Мордред. — Но я слишком грязен. Я не могу явиться к королеве в таком виде. Мне надо сперва пойти домой и немного почиститься.
Стражники переглянулись, после чего старший сказал:
— И то верно. Далеко отсюда твой дом?
— Вон там. Вон видите, тропинка поднимается на утес, так вот, надо по ней спуститься, и сразу будет мой дом. Всего пару минут. — Мальчик наклонился за веревкой волокуши.
Волокуша была уже наполовину полна. Бросив мотыгу поверх торфа, он двинулся по тропинке, таща волокушу за собой. Идти по высохшей и стертой траве было скользко, и потому полозья из китовой кости шли легко. Мордред почти бежал, а стражники шагали следом. На верху спуска они помедлили, поджидая, пока мальчик с рожденной привычкой легкостью развернул волокушу так, чтобы с холма она спускалась впереди него — тогда сам он сможет налегать на веревку, чтобы замедлить ее спуск. Он дал волокуше закатиться в поленницу сложенных брусков торфа в траве за хижиной, бросил веревку и побежал внутрь. Сула толкла в ступе зерно. Две забредшие в хижину несушки требовательно кудахтали у нее под ногами. Услышав шаги мальчика, женщина удивленно подняла голову.
— Как ты рано! В чем дело?
— Мама, достань мою праздничную тунику, ладно? Поскорей. — Схватив тряпку, служившую полотенцем, он снова бросился вон из хижины, но тут же вернулся. — Да, ты не знаешь, где мое ожерелье? Нитка с пурпурными ракушками?
— Ожерелье? Мыться посреди дня? — Сула в растерянности встала, чтобы отыскать требуемые вещи. — В чем дело, Мордред? Что случилось?
По какой-то причине, которой он сам, вероятно, не знал, мальчик ничего не рассказывал ей о том, как встретил на утесе Гавейна. Скрытность была в его характере, и вполне возможно, что именно глубокий интерес родителей ко всему, что он делал, заставлял его утаивать от них частицу своей жизни. Сохранив в тайне свою встречу с Гавейном, он лелеял мысль о том, как порадуется Сула, когда королева, как он был уверен, наделит его какой-нибудь наградой.
— Это посланники королевы Моргаузы, мама. — В голосе его звучало приятное сознание собственной важности, даже ликованье. — Они явились, чтобы просить меня явиться во дворец. Я должен идти прямо сейчас. Сама королева желает меня видеть.
Впечатление, какое произвели на Сулу эти его слова, изумило его самого. Его мать, которая была на полдороге к его постели, застыла как вкопанная, опершись одной рукой о стол, словно упала бы без такой поддержки. Пестик выпал из ее руки и со стуком покатился по полу, где с кудахтаньем к нему кинулись курицы. Сула, казалось, этого не заметила. В дымном свете, лившемся в дверной проем хижины, ее лицо стало как будто землистым.
— Королева Моргауза? Послала за тобой? Так скоро?
Мордред уставился на нее во все глаза.
— Так скоро? Что ты хочешь сказать, мама? Тебе кто-то рассказал о том, что случилось вчера?
— Нет, нет, ничего, это я просто так сказала. — Сула пыталась справиться с собой, голос у нее дрожал. — А что случилось вчера?
— Совсем пустяк. Я копал торф на утесе и тут услышал крик со скалы внизу. Там был молодой принц, Гавейн. Знаешь, старший из королевиных сыновей. Он до половины спустился по скале, пытался добраться до гнезда соколят. Он повредил ногу, и мне пришлось отвязать с волокуши веревку и помочь ему забраться наверх. Вот и все. Я даже не знал, кто он, это потом он мне сказал. Он сказал, его мать наградит меня, но я не думал, что это вот так произойдет, во всяком случае, не так скоро. Я не сказал тебе вчера, потому что хотел преподнести тебе сюрприз. Я думал, ты будешь рада.
— Рада, разумеется, я рада! — Она судорожно вздохнула, выпрямилась, опираясь о стол. Пальцы ее, сжимавшие доску, подрагивали. Заметив, что мальчик удивленно смотрит на нее во все глаза, она попыталась выдавить улыбку. — Это прекрасная новость, сын. Твой отец будет очень тобой доволен. Не удивлюсь, если она… если она наградит тебя серебром. Она прекрасная госпожа, наша королева Моргауза, и щедрая с теми, кто ей угоден.
— Я бы не сказал, что ты рада. Ты кажешься напуганной. — Он медленно вернулся в комнату. — У тебя больной вид, мама. Посмотри, ты уронила свою палку. Вот она. Присядь. Не тревожься, я сам найду тунику. А ожерелье ведь там же, где и она? В сундуке? Я сам все достану. Присядь же.
Осторожно приобняв мать за плечи, он усадил ее на табурет. Стоя перед ней, он был выше ее ростом. Вдруг она словно разом оправилась. Спина ее распрямилась. Обеими руками она схватила мальчика за локти, притянула к себе. Ее глаза, покрасневшие от долгих часов работы возле чадящего торфяного очага, всматривались в него с силой и напряженностью, от которых ему стало не по себе и захотелось отодвинуться.
— Послушай, сынок, — заговорила она тихим напряженным шепотом. — Это великий день для тебя, редко когда выпадает такая удача. Кто знает, что из этого выйдет? Милость королевы может обернуться большим счастьем… Но она может обернуться и еще большей бедой. Ты еще молод, что ты можешь знать о великих мира сего и об их обычаях? Я сама мало что знаю, но я кое-что знаю о жизни и одно скажу тебе, Мордред. Всегда держи язык за зубами. Никогда не повторяй того, что услышишь. — Ее пальцы невольно сжали локти мальчика. — И никогда, никогда не говори никому ничего о том, что говорится здесь, у тебя дома.