Но я был тогда молод.
Когда спустилась тьма, меня разбудили и отправили на ставшее теперь уже моим место у рулевого весла. У фальшборта съежились наши пленники.
Мужчину, как я узнал, звали Редуан, он был воином, а равно и государственным мужем, занимающим высокое положение. Сейчас он тихо посапывал во сне. Азиза не издавала ни звука, и я подозревал, что она не спит.
— Смотри, куда правишь, — велел мне Вальтер. — Нас не должны обнаружить. Найди бухту, а когда откроется берег, разбудишь меня. И не вздумай делать глупостей — галл не спит, также и люди из Финнведена. Малейший намек на предательство — и ты будешь убит.
Сомневаться в его словах не приходилось, ибо трое из Финнведена были люди хладнокровные и опасные, не такие трусы, как остальные, но угрюмые и молчаливые, свирепые в битвах и не заботившиеся ни о ком, кроме самих себя. Я подозревал, что в один прекрасный день мне придется столкнуться с ними лицом к лицу.
Море было темным, вода гладкой, как стекло. Весла убрали и поставили парус, придававший кораблю небольшую скорость, еле достаточную, чтобы оно слушалось руля, но Вальтер не хотел привлекать к нам внимания лишним шумом.
Звезд не было видно. Вода журчала за бортом, мелкие светящиеся волны расходились от носа. Небо заволокли тяжелые тучи, сулящие дождь. Поскрипывали тимберсы, когда галера, медленно скользя, чуть покачивалась на волне. То там, то тут раб ворчал во сне или невнятно бормотал чье-то полузабытое имя. Звякал металл, когда оружие касалось оружия, — люди спали в полном вооружении.
…Она подошла ко мне так тихо, что я едва ли заметил бы её присутствие, если бы не запах благовоний. Легкая рука коснулась моего плеча.
— Ты должен нам помочь, Кербушар!
Ее страх придал мне силы, ибо кто же не станет сильнее от сознания, что в нем нуждаются?
Но она волновала меня и иначе, потому что на наших бретонских берегах не было таких девушек, как эта. Среди них часто попадались привлекательные, но отнюдь не такие нежные и изысканные.
— Я сделаю все, что смогу.
— Ты уже помог. Ведь это ты остановил… того человека.
— Твой спутник — мавр?
— Норманн. Он был у них большим военачальником, когда сражался против нас, но теперь стал нашим союзником.
Ее близость волновала меня, ибо я кое-что знал о женщинах, однако больше всего я боялся, что нас увидят рядом и неверно это истолкуют. Такого подозрения достаточно, чтобы швырнуть её на потеху команде, так что, когда она вернулась на свое место у фальшборта, мне стало спокойнее.
Мой опыт общения с женщинами невелик, а случаев поговорить с ними было и того меньше. Несколько раз на пустошах встречались мне девицы, которым почему-то случалось заблудиться именно там, где я привык бродить в одиночестве.
Ну, ещё однажды богатый караван остановился на привал над береговым обрывом, и одна молодая женщина спустилась в одиночестве на берег — поискать раковины. Она нашла больше, чем собиралась, и это большее, кажется, приняла и выдержала стойко, проявив активный интерес к продолжению. Довольно красивая молодая женщина, вдова торговца из Анжера, как мне потом удалось выяснить на постоялом дворе, где они остановились на ночь.
Она одна пришла на берег, где я лежал, загорая, на теплом песке, и в поисках раковин все ближе подходила ко мне, пока я не заподозрил, что её интерес к морской живности, возможно, охватывает более широкую область, чем казалось вначале. Обнаружив, что я не сплю, она заговорила со мной, так что, естественно, я поведал ей о пещере за дюнами. Заинтригованная, женщина пожелала увидеть эту пещеру, но в том, что она там нашла, очевидно, не оказалось для неё ничего нового и таинственного…
Размышления мои прервал удар не слишком далекого прибоя, и мой зов разбудил Вальтера, который появился на корме, протирая заспанные глаза. Открылась темная линия берега, и один из финнведенцев занял место впередсмотрящего на носу, чтобы провести нас в бухту.
Бухта представляла собой просто-напросто вырез в береговой линии, частично скрытый обрывистыми скалами, и в ней нельзя было отстояться при южных или восточных ветрах. Мы смутно различали в темноте белые пески, пустынные и безмолвные.
Настроение на галере изменилось. Согласившись потребовать выкуп за пленников, команда была теперь начеку. На корме появились вооруженные люди, а другие расположились вдоль бортов. С этого мгновения стража будет оставаться на своих постах круглые сутки, пока мы не окажемся в безопасности, уйдя в море.
Чужой, таинственный берег искушал меня. Я взволнованно прислушивался к шепоту моря, набегающего на песок, к поскрипыванию корабля, к легкому пошлепыванию волн о борт, к размеренным ударам ходящих взад-вперед весел.
Какая участь ожидает меня здесь? Какие девушки будут соблазнять меня, смеяться надо мной и бросать меня? Какое счастье я могу здесь найти? Какую тайну? Среди чужой, благоуханной ночи я чувствовал, как поднимается во мне нетерпение, страстное стремление оказаться на берегу, побродить в одиночестве среди деревьев, окаймляющих песчаный берег…
На корму снова пришел Вальтер — вместе с Эриком, старшим из финнведенцев, Сервоном-галлом и другими.
Редуан стоял, Азиза рядом с ним. Вальтер угрожающе уставился на него, но пленник был не из таких, кого может запугать обыкновенный пират.
— Мы пошлем трех человек в Малагу, — сообщил ему Вальтер. — Если они не вернутся, ты будешь предан смерти, и девчонка тоже… через некоторое время…
Редуан снял с пальца кольцо.
— Твои люди останутся в живых, если поступят так, как я скажу, и если в Малаге они передадут это кольцо Хишаму ибн Башару. Пусть скажут ему, что я настаиваю на тайне и на немедленной уплате.
— Тайне?
— А ты что, хочешь, чтоб на тебя навалился десяток галер? Конечно, все должно остаться в секрете.
Вальтер принял такое объяснение, но меня оно заставило призадуматься. Мне казалось, что у Редуана была и другая причина сохранить тайну, какое-то соображение, связанное то ли с Азизой, то ли с ним самим.
— Ладно, говори, сколько ты хочешь получить.
Вальтер медлил, а я наблюдал за ним с раздражением и презрением. Мелкий человечишко, привыкший иметь дело с ничтожными суммами и никчемными людьми. Он представления не имел, какой выкуп запросить; не знали этого ни Эрик, ни Сервон.
— Я запрошу од… — толстяк, видимо, набрался наконец храбрости: — Я запрошу три тысячи динаров!
Цифра вырвалась у него почти непроизвольно: он был напуган собственной дерзостью.
Редуан отрывисто, раздраженно рассмеялся:
