гонял желваки, впервые за двадцать два года ему хотелось надавать по морде самому себе, чтобы впредь неповадно было. И сильно надавать, так, чтобы навсегда запомнилось. Фрол вспоминал несчастные, тоскливые глаза Григория Алексеевича, и ему хотелось побежать с ветром наперегонки, чтобы опередить катер, лишь бы быстрее оказаться в Александрово. Сначала он найдёт Горбунова, потом вытащит из кресла товарища Перепелицына и прижмёт к стенке, но трезвый ум подсказывал, что первым делом нужно отправить шифротелеграмму в Томск начальнику управления товарищу Краузе. Прежде чем применять полномочия, необходимо убедиться в их законности: вдруг за эту неделю в руководстве что-то поменялось? Да, необходимо сначала отправить шифрограмму, но Панин устыдился собственных мыслей. На острове люди умирают, девочка Роза едва дышит, а он думает о законности полномочий. Да тут в колокола надо бить! По всем телефонам звонить. До товарища Сталина дойти! Фрола аж затрясло от отчаяния, ну, неужели этот катер не может быть посноровистее?
— Николай, быстрее можешь?
— Всё выжимаю, всё, что могу, товарищ уполномоченный!
Фрол усмехнулся: быстрее быстрого уже нельзя, всему свой черёд. Внизу шумела и пенилась обская вода, в этих местах она прозрачная и чистая, до самого дна просматривается, несмотря на глубину. Фрол склонил голову, пытаясь разглядеть в воде хоть какую-то ясность, ведь всё, о чём он думал до сих пор, знал, размышлял, разлетелось вдребезги. Перед поездкой, ещё в Томске, Фрол не верил, что на острове могут творить бесчинства свои же, советские люди, секретари райкомов, начальники отделов, коменданты, охранники, лекпомы. Эти люди поставлены советской властью, чтобы заботиться о людях, помогать им, направлять их, куда следует, сортировать, погружать, выселять, расселять, заставлять работать, но не морить же голодом?
А ведь в отчётах и докладах все пишут, как складно и ладно устраиваются специальные посёлки, где трудятся на благо родины переселенцы и ссыльные. Фрол выслушал большое количество таких докладов, в которых, как по маслу расписывались разные удобства и сытное питание спецконтингента. Если бы эти люди не были так измождены, может быть, доклады имели бы под собой основу, но вид двенадцатилетней девочки, превратившейся в малолетнего иссохшего ребёнка, прочно поселился в сердце порывистого и впечатлительного Фрола Панина. Всеми мыслями и помыслами он стремился спасти Розу от людоедов, понимая, что она им не нужна, слишком костлява, слишком исхудала, и ещё Панин хотел как можно быстрее увидеть Григория Алексеевича, чтобы сообщить тому, что его пропавшая без вести жена жива, хоть и не совсем здорова. «А здоровьё придёт, она вылечится, обязательно вылечится. Они на юг поедут. Щас туда все едут. Там солнце и море, там она быстро поправится», — бормотал Фрол, мысленно подгоняя катер.
Вскоре показалось село Александровское. По-разному называли это старинное село, и Александрово, и Нижне-Лумпокольское, но в документах за ним закрепилось чёткое и стальное, в духе времени, название: Александро-Ваховская комендатура. Сюда ссылали уголовный элемент, вредителей, кулаков и подкулачников, всех неугодных людей с южной и центральной частей страны, и неважно, кто они были, байские приспешники или простые голодранцы. Всех без разбору принимала Александро-Ваховская комендатура, безжалостно перемалывая спецконтингент в своей мясорубке. Многие бежали из этих мест, сдыхая по дороге от гнуса и комаров в тайге, многие приспосабливались к местным условиям, ожидая перемен, а большая часть ссыльных погибала, не в состоянии приспособиться к суровой жизни на севере.
Та часть ссыльных, что обосновалась в посёлке, постоянно приворовывала в домохозяйствах местных жителей, а за год до трагедии на острове Назино бывалые уголовники залезли в дом к самому секретарю райкома Перепелицыну и украли у него пиджаки и брюки. Тех уголовников не нашли, хотя милиция всю округу перешерстила, видимо, воры на лодках ушли вниз по реке, чтобы доплыть до Сургута, а там уйти тайгой до Тюмени. С тех пор товарищ Перепелицын на дух не переносил ссыльных разного рода. Когда секретарь увидел взволнованного Панина, то сразу перешёл на другую сторону улицы, сделав вид, что спешит по важным делам.
— Товарищ Перепелицын! — крикнул Панин, вприпрыжку пересекая пыльную улицу. — Второй месяц на острове сидят голодные люди. Там нет ни одного нормального шалаша, нет землянок, укрытия. Там нет продуктов. Постельного белья. Одежды. Хлеба! А вы здесь болтологией занимаетесь!
— Чем? Чем мы занимаемся?
Секретарь резко остановился и выпятил грудь вперёд.
— Ты, товарищ уполномоченный, на ширмача меня не бери! Я пуганый. Я колчаковцев вот этими руками душил, пока глотка наружу не вылезала. Ты за свои слова ответишь!
— Я-то отвечу! И ты, секретарь, ответишь, за все преступления на острове!
Они кричали, перекрикивая друг друга, не замечая, что на площади у райкома собрались любопытные сельчане, во все глаза вбирающие в себя необычное зрелище.
— А нет там преступлений. И не было. У меня все отчёты есть. С цифрами, выкладками. Всё чин по чину. И муку туда посылали, и вещёвку, а сейчас печки делать будем.
— Какие печки? В лесу печки ладить надумали? Я отправляю шифротелеграмму с просьбой прислать в комендатуру бригаду проверяющих.
Панин отмахнулся от секретаря и бегом направился в райком. Товарищ Перепелицын прищурился и, сплюнув в сердцах под ноги, с силой выдохнул воздух.
— Стоять, товарищ уполномоченный! Подожди с шифротелеграммой. Я отправлю в Назино баржу, прямо сейчас, чтобы всех переселенцев перевезли в поселения вдоль по реке.
— Нет, товарищ секретарь, их надо в Александрово! Там больные, их лечить надо. Всех накормить, одеть, они же умирают.
— Не-е-е-ет, товарищ уполномоченный, этих людей я в посёлок не повезу! Я отправлю их в другие поселения. Здесь они всё разворуют. Да у меня местные жители взбунтуются. А бунт — это знаешь, что такое? Ты тогда будешь другие шифротелеграммы слать. Я знаю, как местные бунтуют, я сам давил Ишимский бунт. Своими руками!
— Но им нужна медицинская помощь! — растерялся Панин. Секретарь в одну минуту преобразился. Тучный, пожилой человек выглядел страшным и жестоким. Казалось, что сейчас он перегрызёт горло Панину.
— Товарищ уполномоченный, а ты знаешь, что в Александрово больницы нет. Один фельдшерский пункт, а когда приезжает бригада медиков из Томска, мы им школу отдаём на лето, ставим двадцать коек и всё, работайте! Они за месяц местным грыжи повырезают — и айда обратно,
