— Вы сразу, конечно, в Лондон? — предположил Фредериксон, прихлёбывая кофе.
— В Лондон?
— Неоконченное дельце. — хищно пояснил капитан, — С неким адъютантом.
— Вы имеете в виду Россендейла? — лениво потянулся за кофейником Шарп, — Вышибить ему мозги, да?
— Не ёрничайте, Ричард. Россендейлу, кому же ещё. Я с удовольствием буду вашим секундантом, если вы окажете мне эту честь. Естественно, о дуэли не должна проведать ни единая живая душа, кроме участников. Нам с вами теперь надо думать о наших карьерах. Громкий поединок может их подпортить, — Фредериксон ухмыльнулся. Синяк с его лица почти сошёл, — Полагаю, дорсетская пастораль для вас более не предел мечтаний?
Шарп откинулся на спинку стула. За окном грузился пакетбот. Через два часа с отливом судно покинет гавань. Хочет ли Шарп отплыть на нём к отвратительной возне с неверной женой и пистолетами на рассвете?
— Джейн, да? — задумчиво спросил майор Фредериксона, — Что мне делать с Джейн?
— Для начала, выбить из неё дурь! А затем развестись. Не желаете её видеть, могу взять на себя роль Гермеса.[18] Выделите ей некоторое содержание, только не расщедривайтесь чересчур. Станет компаньонкой при богатой вдове или гувернанткой.
Или шлюхой, продолжил Шарп про себя, а вслух сказал:
— Вы очень любезны, Вильям.
Фредериксон вымакивал кусочком хлеба желток с тарелки:
— Так вы с грёзами о Дорсете расстались или нет?
— Ну, в жизни за городом есть много преимуществ.
— Чепуха, Шарп! Вы же слышали Веллингтона! Армия хочет загладить вину. Перед нами такие перспективы открываются, что дух захватывает! Будете полковником, самое малое!
— В мирное время?
Фредериксон поморщился:
— Наше благословенное отечество позаботится, чтоб оно недолго было мирным.
— Едва ли.
Герцог Веллингтон собирал вещи для поездки на Венский конгресс, затеянный как раз ради того, чтобы избежать новых войн. Благодарение Богу, герцог ещё не уехал, когда три стрелка со связанным Дюко ввалились в английское посольство в Париже. Французские власти негодовали из-за увезённого Кальве на Эльбу сокровища, неаполитанский посланник заявил официальный протест по поводу учинённого злодеями в форме на Вилла Лупиджи безобразия, да только Веллингтон и бровью не повёл. Наоборот, прегрешения мнимые и настоящие были стрелкам прощены. Вдобавок герцог твёрдо пообещал им повышение, хотя Шарп понятия не имел, как Носач намерен это провернуть в мирное-то время.
— Значит, плывём в Лондон. — оживлённо тараторил Фредериксон, — Вам дадут полк, а я, на правах старшего из майоров немедленно потребую у вас отпуск!
— Отпуск? Так скоро?
Капитан потупился:
— Вы же знаете, зачем мне отпуск. Ваш рухнувший брак отнюдь не подразумевает, что и у меня будет то же самое. Не будет! Повышение, капля наличных, новая форма… Королём приеду! Вам мадам Кастино, может, и не по нутру, а я в ней нахожу кучу достоинств. Даже то, что она вдова! Меньше иллюзий в отношении брака. Было бы великолепно убедить её перебраться в Англию, продать шато…
— Не выйдет. — перебил его Шарп.
— Продать шато? Почему? — нахмурился капитан.
Шарп тяжело вздохнул. Он надеялся, что пыл капитана в отношении Люсиль остынет в течение их путешествия. Напрасно. Настал час сказать то, что должно было сказать много недель назад. Настал час раз и навсегда оттолкнуть от себя друга.
— Я не еду в Англию. — произнёс Шарп, — Час назад Патрик выгрузил мои пожитки. Я не еду с вами, Вильям. Я остаюсь.
— В Кале? Не хочу вас обидеть, однако поступок, мягко говоря… — Фредериксон пытливо смотрел на Шарпа, — Вы не хотите возвращаться из-за Джейн? Из-за того, что над вами будут смеяться, де, рогоносец, и всё такое? Не глупите, Ричард. Пристрелите её хахаля, и ни одна собака не дерзнёт хихикнуть!
Ненавидя себя в эту минуту, Шарп сказал:
— Это не связано с Джейн, и я не остаюсь в Кале. Я еду в Нормандию.
Фредериксон смял салфетку, которую держал в руке. Он долго, очень долго молчал, потом тихо уточнил:
— К Люсиль?
— К Люсиль.
— А она? — лицо капитана превратилось в непроницаемую маску, — Она вас ждёт?
— Да, полагаю.
Фредериксон зажмурил единственный глаз:
— Основания у вас есть… «полагать»?
— Есть.
— О, Господи!
Глаз капитана открылся, и горела в нём то ли ненависть; то ли боль, настолько беспредельная, что её легко было принять за ненависть.
Шарп и рад был бы объяснить, но как объяснить, почему неприятие женщины переходит в дружбу, почему дружба вдруг превращается в любовь, и, столкнувшись грозовой ночью в тёмном коридоре, вы с ней оказываетесь в постели, а поутру, нежно глядя на неё спящую, ты понимаешь, что нашёл счастье, которое искал всю жизнь…
— Я пытался вам рассказать, Вильям… — вместо этого выдавил Шарп, — Только…
— Только?! — вскочил капитан. Подбежав к камину, он ударил по облицовке, до крови разбив кулак, — Хватит чуши! Хватит!
— Я не желал причинять вам боль.
— Будьте вы прокляты! — выпалил Фредериксон.
— Мне жаль.
— Засуньте свою паршивую жалость куда подальше! Проклятье! Сколько женщин вам надо?! Пять? Сто пять? Тысяча?
— Вильям…
— Будьте вы прокляты! И пусть она разобьёт вам сердце так же, как и предыдущая!
Смятая в кулаке салфетка покраснела от крови. Капитан яростно швырнул её в Шарпа, схватил шинель с саблей и, рыча, выбежал из комнаты.
Шарп смотрел ему вслед, машинально разглаживая салфетку на столе. Вошёл Харпер:
— Сказали, сэр? — не сразу поинтересовался он.
— Сказал.
— Спаси, Господи, Ирландию. — Харпер подбросил в камин углей и пошевелил их кочерёжкой, перекованной из французского штыка, — Ничего бы не сладилось, да он этого не понимал. А теперь уж и не поймёт.
— Что бы не сладилось-то, Патрик?
— У мистера Фредериксона и мадам. Он женщин не любит. Ну, то есть, они ему нравятся, но он их не воспринимает. Затащить в койку — пожалуйста, а советоваться или спрашивать мнения — нет. Вы — не такой.
Шарп невесело усмехнулся:
— Спасибо, мистер Харпер.
Харпер расцвёл:
— «Мистер Харпер»… Звучит, как музыка!
Бумаги об отставке ирландца подписал лично Веллингтон. Отныне мистер Харпер был вольной птицей. Из Англии он намеревался добраться до Испании, а оттуда с супругой и чадом отбыть в родную Ирландию.
Шарп поднялся и пошёл с Харпером на пристань. Фредериксона на палубе видно не было, хотя его вещи лежали вместе с ранцем Харпера у открытого люка. Шарп увёл ирландца от сходней к носу пакетбота:
