Пленника догнали и сшибли на землю. Придавленный Брасье не сопротивлялся. Он стоически вынес несколько затрещин, прежде чем взмолился:
— Хватит, капитан, я просто не справился с собой.
— И вправду, что же там чернеет?
— Это черная скала, — веско сказал Смок.
— Заброшенный дом, — предположил Винд.
— Это пещера, сеньоры, — вдруг подал голос негр с испанского корабля.
Пятно и вправду оказалось трещиной в скалах. Проход имел вытянутую форму, ползучие растения почти закрыли его.
— Внутри можно переночевать. По крайней мере костер не будет видно на расстоянии.
Джо повозился, добыл огонь и подпалил обломок свечного дерева. Импровизированный факел неровным полыханием разгонял чернильную темноту.
— Заднюю стену я не разглядел, но звериных следов нет.
Они по одному втиснулись в пролом. Винд принес ветвей потоньше и подпалил костер. Баррет устало опустился на землю, снова проголодавшийся Смок тоскливо озирался по сторонам.
— Тут глухо и мрачно, словно в могиле.
— Бред.
Брасье, кажется, совершенно потерял и волю к сопротивлению, и последние надежды на благополучный исход. Он попытался что-то сказать, но, видимо, от отчаяния.
— Здесь кто-то есть, — вдруг убежденно заорал Смок.
Джо поднял повыше самодельный факел, у задней стенки пещеры обрисовались угловатые контуры двух высохших, как пергамент, тел.
— Кто это?
— Мертвые индейцы. Сколько их ни тряси, они не ответят.
У людей, прижавшихся спинами к каменной стене, сквозь истончившуюся кожу проглядывали кости черепа. Сохранились обрывки одежды и остатки длинных волос, то, что истлело, пылью осело на пол.
— Надо бы их убрать.
— Сам убирай, а я к ним и не притронусь. Черт знает, каким богам они поклонялись, тут и порчу подхватить недолго.
Винд сложно выругался. Лицо Брасье перекосилось.
— Я не хочу умирать, — внезапно заявил он.
— Никто не хочет.
Минуты ночи тянулись бесконечно. Баррет попытался устроиться на камнях, но сон не шел — левый бок слегка обдавало жаром костра, правый холодило сквозняком из пролома. Крупная ночная бабочка задела пламя костра и беспорядочно крутилась, умирая, — лапки слиплись, усики отломились, Баррет щелчком сбил опаленное насекомое с рукава.
Через некоторое время тишину прорезал истошный визг. Звуки борьбы раздавались в ночи. Животное, терзаемое заживо, визжало — крики твари постепенно стихали, а рычание хищников сделалось размеренным и удовлетворенным. Где-то там, под мутным светом лунной половинки, шел дележ еще теплой добычи.
Баррет бесшумно поднялся, перешагнул через Ланцетника и протиснулся сквозь устье пещеры наружу.
Мириады светляков усеивали траву. Их крошечные тела источали яркий, пронзительный и холодный свет.
«Камаштли… Бог звезд, войны, охоты и удачи… Зачем ты отдал свой глаз мне?»
Баррет наклонился и взял светлячка — в ладони тот погас и сделался обычным невзрачным червяком. Слабая возня раздалась возле самых сапог. Прорытый лаз уходил под поваленное дерево, там копошились щенки лесной собаки. Баррет по очереди вытащил щенков за шкирку и выбрал самого крупного — пегого, с темной мордочкой и крепкими лапами.
— Возьму на «Синий цветок».
— Капитан! — завопили совсем рядом.
— Ты зря ушел в ночь один, Питер, — недовольно попенял появившийся доктор Кид.
К морщинистому лбу доктора приклеился кусок грязной паутины.
— Случаем, не нашел Форстера?
— Нет. А Брасье не сбежит?
— Он хорошо связан. К тому же боится Тэдди больше, чем сатану. Даже больше, чем тебя, Питер.
Они вернулись к пещере вдвоем. Помятые лица кое-как выспавшихся моряков выражали тревогу. Брасье сидел на полу, Баррет развязал своему лейтенанту щиколотки и рывком помог ему встать.
Негр, ни слова не говоря, пошарил в карманах, отыскал там свечной огарок и, затеплив огонек от костра, пристроил рядом с двумя мумиями.
— Пусть души умиротворятся и не идут за нами вслед.
— Откуда тут покойники?
— Спрятались и погибли от истощения, сеньоры. Испанцы из первопоселенцев охотились на язычников с собаками…
— Нужно вернуться и узнать, как там дела у Бертрана…
Неподалеку от домика буканьеров они остановились. Сильно тянуло дымом — горелыми дровами и опаленным мясом, мясом, пожалуй, больше, чем обычно. Трудноопределимая аура запустения витала над поляной. Баррет не мог уловить ее сути, пока не прислушался как следует — звенели мухи. Их облако собралось возле построек. Пальмовые листья на крыше хижины завалились вовнутрь, уцелели стены, но и они носили явные следы огня.
Смок взял ружье наизготовку. Винд нехорошо улыбнулся, Кид покачал головой и тронул Баррета за рукав.
— Пахнет не копченостями, Питер.
Брасье побледнел так, что под красивыми карими глазами бывшего лейтенанта проступила покойницкая синева.
Остатки коптильни еще дымились. Растительность на поляне выглядела смятой.
— Егерь Бертран жил один?
— Нет, с двумя товарищами — они как раз в эта дни отлучались на плантации.
— В развалинах остался кто-нибудь живой?
— Не думаю, угли все еще раскалены, возле них сейчас не лучше, чем на адской сковородке.
— Засада, если она есть, прячется на той стороне поляны.
Стояла мертвая тишина, нарушаемая только шевелением гнуса. Не кричали даже птицы.
— Пошли вперед. Держите ружья наготове.
Напряженными нервами Баррет чувствовал признаки недавнего чужого присутствия. След еще не остыл.
— Первый раз в жизни жалею, что я моряк, а не охотник.
Бертрана нашли на пороге хижины. Руки, плечи и голова оказались снаружи, их не тронул огонь. Тело ниже пояса обгорело до костей.
— Француза добивали с близкого расстояния. Смотрите, пуля вошла в лоб.
Сука из пегой своры навеки замерла в подобии незавершенного движения. В момент броска ее настиг выстрел, поэтому мускулистые передние лапы уже после падения пропахали в рыхлой земле глубокие бороздки. Бессильно распласталась узкая морда, белые клыки вонзились в песок.
— Палили со стороны леса.
Остальные собаки лежали кто где — бесформенные меховые комки на загаженной земле. Смертельно раненный вожак, должно быть, пытался подползти к Бертрану. Сейчас он, сгорбясь, валялся всего в полуярде от вытянутой руки француза. Казалось, мертвец пытается покормить с ладони своего убитого пса.
Пахло горелой шерстью и нечистотами.
— Право слово, лучше уж получить пулю в башку, стоя на палубе, под чистым ветром и на глазах у приличных людей.
