— Выходит, ты убил Петрея? — спросил Атилий.
Ромул покраснел.
— Нет, только ранил.
— Все равно хорошо, — одобрительно кивнул старший центурион. — Он, наверное, сбежал. А эти о битве и думать забыли.
Ромул поглядел вслед редеющей на глазах нумидийской пехоте. Конница на дальнем фланге, оставшись в одиночку, драться не станет. А день уже клонится к закату — значит, отряду Атилия все-таки удалось выиграть время: когорты Цезаря преследовать будет некому. Ромул обессиленно выдохнул, осознав наконец, как он устал. Однако ломота в теле с лихвой окупалась гордостью за все, что ему удалось сегодня совершить вместе с соратниками.
— Молодец.
Ромул поднял голову и встретил взгляд Атилия.
— В одиночку бы я не справился. Со мной были Сабин и Паул.
— Паул погиб?
— Да.
— Много легионеров сегодня полегло, — покачал головой Атилий и через миг улыбнулся. — Зато благодаря тебе и Сабину многие выжили. Я доложу о вас Цезарю.
Сердце Ромула отчаянно забилось от гордости.
* * *
Войска Помпея вскоре прекратили бой и отошли в лагерь. Сгущалась ночь, в темноте не повоюешь. Лабиен так и не сумел уничтожить отряд Цезаря, более того — упустил случай захватить в плен или убить самого Цезаря, злейшего врага республиканцев.
Поэтому в Руспину римское войско вернулось без происшествий. Легионеры на радостях четко печатали шаг и орали песни. Ромул тщетно пытался уложить в голове нынешнюю тактику Цезаря, целиком замешенную лишь на мужестве и упрямстве. Не всякому полководцу достало бы уверенности ввязываться в бой, имея под рукой лишь робкое, неопытное войско. Развернуть когорты в разные стороны — гениальная импровизация, затеять последнюю контратаку — не менее эффектный ход. Служа в армии Красса, Ромул никогда не встречал такого полководческого дара, какой виделся за каждым решением Цезаря.
На следующий день Ромулу с Сабином велели явиться к главнокомандующему. Атилий, выполняя обещание, рекомендовал их к награде за смелость, а Ромула еще и за затею с нападением на Петрея. О вызове к Цезарю он сказал друзьям перед самым отбоем, так что оба не сомкнули глаз, поднялись еще затемно и до самого утра чистили и полировали доспехи, подобранные накануне. После битвы поле пестрело мертвыми телами, найти шлем и кольчугу по размеру не составило труда.
— Как ты думаешь, что он нам скажет? — в предвкушении встречи спросил Сабин, расчесывая на шлеме гребень из конского хвоста.
— Откуда мне знать? — улыбнулся Ромул.
— Ты с ним уже разговаривал.
О том, что Цезарь освободил его от рабства и сделал римским гражданином, Ромул никому не рассказывал, однако история и без того разошлась по всему легиону. Благоговейный взгляд Сабина его удивил, однако юноша тут же вспомнил, что солдатам в диковину общаться напрямую с главнокомандующим. Цезарь ведь не бродит вечерами по лагерю, рассказывая байки за чашей ацетума. Для простых легионеров он почти недосягаемое божество, беседы с ним удостаивались лишь немногие. Ромул гордо улыбнулся.
— Цезарь — воин, он ценит смелость. Наверное, так нам и скажет. И выдаст по фалере.
— Хорошо бы и монет получить, — с удовольствием добавил Сабин. — Жена вечно жалуется, что мало присылаю.
— Ты женат?
— Скорее цепью прикован, — усмехнулся Сабин. — Уже лет десять, а то и больше. Трое детей. Видел в прошлый раз, как в отпуск наведался. Хозяйство, рабы, жена хлопочет. Деревенька на полпути между Римом и Капуей. — Поймав завистливый взгляд Ромула, он добавил: — Как распустят легион, приезжай погостить. С урожаем поможешь, покувыркаешься в сене с рабыней-другой. — Сабин подмигнул. — Ну, если выживем.
— Хорошо бы, — кивнул Ромул. Такая привязанность к дому, хоть и замаскированная небрежными словами, заставила его задуматься. Мысль о жене, семье, детях оказалась неожиданной. Пока он был рабом, о семье не думал. А теперь — чего ждать, к чему стремиться? Найти Фабиолу, убить Гемелла. А где жить? И что делать?
От беспокойных дум его отвлекло появление Атилия. Друзья тут же вскочили и вытянулись перед командиром.
Старший центурион окинул их опытным взглядом.
— Неплохо. Теперь хоть похожи на солдат. — В устах Атилия, скупого на похвалу, это было высшим одобрением, и друзья довольно заулыбались. — Тогда пошли. Не заставлять же главнокомандующего ждать. Верно?
— Верно!
И оба героя чуть не вприпрыжку, как щенки, пустились вслед за Атилием под добрые напутствия друзей по когорте.
Принсипий, штаб Цезаря, находился на пересечении двух главных дорог лагеря: виа Преториа и виа Принсипия, идущих с севера на юг и с запада на восток соответственно. Площадь перед огромным шатром, служившим Цезарю для совещаний, уже кишела сотнями легионеров, которые пришли посмотреть на церемонию награждения. Главнокомандующий еще не выходил, лишь у входа в шатер толпились старшие командиры в отполированных панцирях, золоченых поножах и оперенных шлемах. Вдоль стены шатра выстроились два десятка отборных солдат из испанской стражи — личная охрана Цезаря, отличающаяся от легионеров платьем и оружием. Здесь же присутствовали аквилиферы всех легионов, вздымающие в небо каждый своего орла, рядом развевалось алое знамя главнокомандующего. Четверо трубачей держались наготове, бдительно следя за входом в шатер, чтобы не пропустить появления Цезаря.
Чуть поодаль стояли в ряд легионеры и командиры. По их смущенному виду Ромул догадался, что они тоже кандидаты на награждение. К этой-то шеренге Атилий и подвел Ромула и Сабина.
— Удачи, — шепнул он напоследок.
— А нам-то что делать? — в отчаянии спросил Сабин.
— Приветствуешь, принимаешь награду, благодаришь Цезаря, — тихо отчеканил Атилий. — И ждешь, пока отпустят.
Не успели друзья, кивнув остальным, встроиться в шеренгу, как трубачи поднесли к губам букцины и протрубили сигнал.
— Внимание! — крикнул один из старших командиров.
Все присутствующие разом выпрямились.
Ромул с товарищами, стоявшие напротив входа, первыми увидели Цезаря — в алом плаще, золоченом панцире и юбке с кожаной каймой, он стремительно вышел из шатра. В утренних лучах блеснул гладиус с золотой рукоятью, отделанные серебром ножны и тщательно отполированный шлем. Тонкие черты лица и характерный нос придавали облику диктатора истинно царское величие.
— Вольно, — спокойно скомандовал он.
Все, кроме Ромула и его товарищей по шеренге, расслабились.
Цезарь ступил вперед и поднял руки — толпа мгновенно затихла.
— Соратники, — начал он. — Вчерашний день был нелегок.
