Ответом были крики испанцев, не привыкших сражаться с вонючими привидениями.
– Сюда!
– Вот они!
– А вон еще!
– Не зевай!
Перепрыгивая с помощью крючьев через водяной ров и забираясь на стены, покинутые стражей, часть нищих заполнила замок Святого Ангела.
Оказавшись в меньшинстве, осыпаемые градом камней, гонимые отовсюду ордой нищих, напуганные наступлением, начатым откуда-то из-под земли, испанцы сгрудились внутри крепости. Они забаррикадировались на лестницах, попрятались в подвалах и камерах для узников. Некоторые скрывались в помещениях четвертого и пятого этажей.
– Пошли туда, друзья!
Увлекая за собой Зефирину и Паньото, Фульвио (ведь это он был рослым горбуном) схватил руку молодой женщины. Вместе с сотней нищих они ворвались в замок Святого Ангела и понеслись по лестницам на поиски папы.
На пятом этаже все остановились у последнего поворота винтовой лестницы. Человек десять испанцев засели за перевернутыми столами. Угрожая нищим пиками и аркебузами, они не подпускали их к высокой двери у лестничной площадки.
– Если только вы приблизитесь, я войду туда и собственной рукой убью папу! – крикнул молодой офицер.
Гримаса исказила его женственное лицо, выделявшееся какой-то порочной красотой.
Зефирина с ужасом узнала Рикардо де Сан-Сальвадор, отпрыска доньи Гермины. Неужели эти чудовища будут вечно попадаться ей на пути?
Она судорожно сжала руку мужа.
– Вы знаете его? – прошептал Фульвио.
Знала ли она Рикардо! Грубый юнец, которого донья Гермина хотела женить на ней и от которого ее спас король!
– Это сын моей мачехи. Мы, можно сказать, вместе росли. Берегитесь его… Он очень коварен и жесток.
Фульвио посмотрел на жену. По глазам он понял, сколько страданий причинили ей эти люди.
«Если только мы вырвемся отсюда, – подумал Фульвио, – Боже, как я буду баловать мою Зефирину».
Услышав угрозу Рикардо, нищие остановились. Фульвио несколько мгновений колебался, но все же сказал:
– Отойдите, молодой человек, вы не захотите взять на душу это худшее из всех преступлений…
– Черт побери, очень сожалею, но клянусь, я это сделаю! – с усмешкой ответил Рикардо.
– Вот так вляпались! Что будем делать, мой князь? – прошептал Паньото.
– Он хочет нас напугать, я думаю, он не посмеет… – шепотом ответил Фульвио.
Он почесал накладные язвы, которые стягивали ему кожу на лице. Зефирина выпустила его руку. Опершись на лестничные перила и пряча голову за плечом Фульвио, она обдумывала ситуацию.
На одной стороне около сотни людей, столпившихся на лестнице, на другой – десять человек, охраняющих дверь.
Неожиданно Рикардо указал пальцем на Фульвио и Зефирину.
– Эй, ты, верзила, ну-ка дай взглянуть на лицо малыша, который прячется за твоей спиной… Неужто это вы, моя дорогая Зефирина, в этом нищенском одеянии?
Прежде чем Фульвио успел вмешаться, Зефирина сделала шаг вперед.
– Да, это я, Рикардо.
Глаза молодой женщины метали молнии.
– Что же такое случилось с великолепной Зефириной де Багатель? В каком жалком состоянии вы оказались, моя милая! – усмехнулся отпрыск Сан-Сальвадор.
– В куда менее жалком, чем вы, Рикардо, вместе с вашей мамашей. Вы ошиблись в выборе – стали убийцами.
От бешенства лицо Рикардо задергалось, а ненависть сделала его похожим на мать.
– Еще посмотрим, плохой ли выбор мы сделали, княгиня Фарнелло.
По жесту Рикардо один из его людей повернул громадный ключ, на который была заперта дверь Климента VII.
Но, несмотря на все старания, солдат никак не мог открыть дверь. На помощь ему подошел второй испанец. Но тщетно они стучали, толкали, колотили по двери, ничего не получалось.
– Мой лейтенант, они забаррикадировались изнутри, – растерялись испанцы.
– Откройте немедленно эту дверь! – взбесился Рикардо.
Во время их разговора нищие, столпившиеся на лестнице, занервничали. Удары прикладов громыхали по двери папских покоев.
Поглощенные этим занятием, Рикардо и его люди не заметили Палько и Панокьо, прятавших у себя под лохмотьями отнятое у врагов оружие.
Испанцы отыскали секиру. Тяжелая дубовая дверь начала разлетаться в щепы.
– На приступ! – заорал Рикардо.
Он встал в рост за столами, служившими укрытием, чтобы увлечь за собой солдат.
И этот момент не пропустил Фульвио.
– Действуй, твое величество! – прошептал князь, обращаясь к Паньото.
Король нищих держал в руках рогатку с вложенным в нее камнем. Прицелившись и оттянув ремень, он выпустил снаряд. Застигнутый в разгар движения, Рикардо де Сан-Сальвадор рухнул. Красное пятно появилось на бледном лбу. Возможно, он лишь потерял сознание, потому что слабо, но все же шевелился на полу. И в ту же минуту на лестнице началась кровавая драка. Насмерть перепуганная стража палила из аркебуз, пускала стрелы из арбалетов.
Зефирина почувствовала, что ее левая рука неожиданно одеревенела. Пуля вырвала из руки клок кожи. Позади нее Эмпирик, шатаясь, прислонился к стене. Палько лишился пальца на здоровой руке, Панокьо держался на единственной оставшейся у него ноге, а Фульвио не замечал, что у него из уха течет кровь.
Все произошло в одно мгновение. С бешеным криком Фульвио увлек нищих за собой.
Беспорядочно палившие испанцы были все же слишком малочисленны, и постепенно один за другим падали под ударами прикладов, пик, алебард, мачете, секир и даже котла.
– Не делайте этого! Нет… – закричала Зефирина.
Нищие хватали мертвых и живых испанских солдат и выбрасывали их через амбразуры, достаточно широкие на этом этаже.
Крик Зефирины относился к Рикардо. Несмотря на все свое отвращение к этому человеку, она хотела защитить его от этой страшной смерти. Но было слишком поздно. Издав нечеловеческий крик, сын доньи Гермины последовал за своими людьми и переломал себе все кости, упав с высоты более ста пятидесяти футов в ров вокруг замка Святого Ангела.
Зефирина не успела пожалеть о трагической участи Рикардо де Сан-Сальвадор, потому что нищие уже открывали вторую створку двери и раздвигали мебель, наваленную пленниками за дверью.
– Проклятые бездельники, ишь какой гвалт устроили! – громыхал за дверью голос Климента VII.
Фульвио, Зефирина и нищие точно из пушки влетели в покои папы. Все вокруг было перевернуто, опрокинуто, свалено в кучу. Столы, стулья, кресла, буфеты нагромождены у двери, чтобы враг не смог войти.
Стоя в окружении своих кардиналов, одетый в странную черную юбку, с латами на груди и в шляпе с пером, Климент VII протягивал руки:
– Дорогие дети мои, ну и адский же шум вы устроили. Подойдите же, чтобы я мог вас обнять…
Нищие дружно, как один, воскликнули:
