Пришел посетитель. Его фигура, как тень огромной птицы, отразилась на стене, где оставили следы потеки от дождя. Это был Тюсаку Мацуки.
— Пришел попрощаться.
Мацуки стоял, прислонясь к стене, по привычке слегка отвернувшись в сторону. Он не смотрел им в глаза — возможно, чувствовал неловкость от того, что не разделил судьбу своих товарищей, а может быть, его удручало их жалкое положение.
Самурай и Ниси молчали, и Мацуки, словно оправдываясь, сказал:
— Теперь нужно делать вид, будто никакого путешествия вовсе и не было.
— Я не могу. — Ниси зло глянул на него. — Вы другое дело — вы служите в Совете старейшин. Сделали карьеру. А нам не удастся устроить свою жизнь так умело, как вы, господин Мацуки.
— Не будь ребенком, Ниси. Сколько раз я говорил тебе это. Еще на корабле. Без конца повторял, предупреждал, что мнения в Совете старейшин разделились, что господин Сираиси и господин Аюгаи по-разному смотрят на все это дело. Но ты никогда меня не слушал.
— А что случилось с господином Сираиси? — спросил Самурай, чтобы утихомирить спорящих. — Он еще возглавляет Совет старейшин?
— Нет, он больше не в Совете. Всеми делами княжества заправляет сейчас господин Аюгаи.
— Наверное, поэтому с нами и обошлись таким образом? Ни слова сочувствия, ни слова благодарности от Совета старейшин мы так и не дождались, — криво усмехнулся Ниси.
Мацуки с холодным презрением глянул на него:
— Разве не в этом и заключается государственная мудрость?
— Что значит «государственная мудрость»?
— Новый Совет старейшин обязан отказаться от всего, что замышлялось господином Сираиси и старыми членами Совета. Обязан забыть все его начинания. И, как это ни печально, осудить, отвергнуть тех, кто претворял в жизнь эти начинания, даже если этим людям ничего не было известно об их сути. Такова государственная мудрость.
— Я, мелкий самурай, всего лишь мэсидаси… далек от всякой государственной мудрости. Я честно выполнил приказ, отправился посланником… — Ниси потупился, плечи его дрожали.
Мацуки отвернулся, чтобы не видеть этого.
— Послушай, Ниси. Неужели ты до сих пор думаешь, что был посланником? Неужели не понял, что служил лишь ширмой, — прошептал он сочувственно.
— Что значит «ширмой»? — воскликнул потрясенный Самурай.
Мацуки вздрогнул.
— Оказывается, в то время ни сёгун, ни Его светлость даже не собирались завязывать торговые отношения с Новой Испанией. Я узнал об этом, как только вернулся в Японию…
— Как это?
— Выслушайте меня до конца. У них и в мыслях не было приглашать в страну христианских монахов. Таким хитрым путем сёгун хотел разведать секреты строительства крупных кораблей, секреты кораблевождения. Он хотел выяснить, где пролегают морские пути южных варваров, именно с этой целью вместе с купцами было отправлено на корабле много матросов. А купцы и мы служили лишь ширмой для этого. Ширмой, чтобы у южных варваров не возникло никаких подозрений. Именно поэтому в качестве посланников были выбраны не люди высокого звания, а мэсидаси, мелкие самураи, возможная гибель которых никого особенно не волновала.
— Это и есть государственная мудрость? — в бешенстве стукнул кулаками по коленям Ниси. — И это вы считаете благородным?
— Да, именно в этом мудрость настоящего правителя. Сейчас я в этом убежден. То, что четыре года назад считалось хорошим, сегодня может рассматриваться как плохое. Такова государственная мудрость. Мысли господина Сираиси о благоденствии владений Его светлости в то время для княжества были правильными. Сейчас же, когда сёгунат не хочет возвышения какого-либо одного княжества, мысли господина Сираиси стали непригодными. Теперь господин Сираиси изгнан из Совета старейшин, владения его урезаны. Все естественно. Такова государственная мудрость.
Самурай, как раньше Ниси, сжал руки и молча смотрел на пламя свечи. Если бы он не сжал их так крепко, что ногти впились в ладони, ему бы не сдержать охватившей его досады. Он вспомнил полные сочувствия слова господина Исиды. Его добрую улыбку.
— Даже самые незнатные самураи — все-таки люди, — простонал он, как раненый зверь. — Люди, несмотря на свое низкое звание!
— Да, государственная мудрость — вещь жестокая, как сражение. Если заботиться о мелких самураях, победить в сражении невозможно.
— Его светлость… тоже так считает?
Совет старейшин, его члены — это еще куда ни шло, но Самураю не хотелось думать, что и Его светлость разделяет подобные мысли. Он видел Его светлость лишь издали. Самураям низкого звания до него было не дотянуться. Но за Его светлость беззаветно сражалась вся их семья, в том числе отец и дядя. Немало людей из их рода отдали за Его светлость свои жизни. А ведь князь не так бессилен, как тот худой, жалкий человек с распростертыми руками. Его светлости должно быть известно все.
— Его светлость? — пробормотал Мацуки сочувственно. — Но ведь Его светлость и есть та самая государственная мудрость.
Под небом, сплошь затянутым тучами, деревья время от времени как бы вздрагивали, стряхивая на землю капли дождя. Крестьянин в соломенном плаще рубил в лесу ветки.
Самурай, сидя у очага, ломал сухие ветки. Дядя, устроившись рядом, не отрывал глаз от огня. Сухие ветки ломались с треском. Самурай бросал их в огонь. В очаге плясали языки пламени.
«Нужно делать вид, будто никакого путешествия вовсе и не было».
Самурай отчетливо помнил эти слова, сочувственно произнесенные Тюсаку Мацуки. Забыть, считать, что ничего вообще не было. Действительно, ничто другое не способно вернуть его истерзанной душе прежний покой. Сейчас уже бессмысленно страдать от того, что они были не уважаемыми посланниками, а всего лишь жалкой ширмой. Наконец-то он смог осмыслить слова Мацуки о разногласиях в Совете старейшин между господином Сираиси и остальными членами, понять, что господин Сираиси утратил свое влияние, понять, в чем состоит государственная мудрость. Ничего не поделаешь, решил он.
Самураю было тяжело смотреть на хмурое лицо дяди, возлагавшего большие надежды на племянника. Жена Рику лишь грустно улыбнулась. Она не спрашивала о том, что происходило в замке, что их ждет в будущем. И вела себя так, словно ничего не случилось. Но временами и его охватывала невыносимая тоска от одной мысли о доброте Рику к нему.
— Господин Исида… — не вытерпел однажды вечером дядя, сидя рядом с Самураем, ломавшим сухие ветки. — От господина Исиды нет никаких вестей?
— В Нунодзаве сейчас жатва. Потом, я думаю, обязательно позовет к себе.
Даже господин Исида, непосредственный военачальник Самурая, не прислал ему письма после возвращения на родину. Казалось, будто и он тоже избегает их семьи. Самурай послал к нему Ёдзо, чтобы передать привет и попросить о встрече, но господин Исида ответил, что, когда такая возможность представится, он сам сообщит ему. Самураю была невыносима мысль, что теперь, когда от него все отвернулись, господин Исида тоже избегает встречи с ним.
