Желания Марго не простирались так далеко, но и она после ухода учителя усердно пыталась выводить буквы. Счета за бумагу, чернила и перья росли.
Через несколько недель Филибер спросил Жанну:
— Сударыня, что мы дадим ему почитать, когда он научится?
— А вы как думаете?
— Мне кажется, стоит научить его латыни. Тогда он, по крайней мере, сможет читать басни Эзопа.
— Латыни? — воскликнула изумленная Жанна.
— Сударыня, молодые римляне бегло болтали на ней. Не вижу причин, почему ее не осилит Франсуа.
Это соображение развеселило Жанну. Начиная с этого дня за уроками чтения и письма стали следовать занятия латынью. Эту премудрость Франсуа постигал гораздо медленнее, чем свой родной язык. Марго отказалась разбираться в ученых словах, некстати напоминавших ей воскресные службы, а Жанна, напротив, с азартом стала учить латынь, которой с таким искусством пользовался Франсуа де Монкорбье. Уроки стали затягиваться.
Однажды августовским вечером они засиделись почти до ужина. Жанна пригласила Филибера к столу. Тот согласился. Незаметно стемнело. Ходить в темноте в одиночку по городу было весьма рискованно, если только у человека не было кинжала. Филибер не носил оружия. Единственным способом отогнать всякий сброд было идти компанией.
— Я дам вам факел, — сказала Жанна.
— Сударыня, с ним я буду еще более заметен! Это все равно что дать свечу мышке, гуляющей среди кошек. У меня будет вид подгулявшего горожанина. Да и как это я появлюсь с факелом у дверей коллежа через три часа после отбоя?
Жанна об этом и не подумала: школяры и студенты и впрямь должны были возвращаться домой до урочного часа.
— Хотите переночевать здесь? — спросила Жанна. — На третьем этаже есть свободная кровать.
Филибер с радостью согласился. Жанна проводила его в комнату, пустовавшую после отъезда Дени, задула свечи и отправилась спать.
Она не сразу заснула, а вскоре ее разбудил какой-то скрип. Жанна прислушалась. Скрипел пол в соседней со спальней комнате, той самой, где они ужинали. Потом скрип прекратился и Жанна услышала, как кто-то уселся в кожаное кресло у очага. Жанна села в постели. Это мог быть только Филибер. Что же он делает ночью на ее этаже? Жанна на цыпочках подошла к двери и приоткрыла ее; заскрипели плохо смазанные петли.
В кресле действительно сидел Филибер. Он обернулся на скрип. В руках у него был томик Карла Орлеанского, который он читал при свете дров в очаге.
Жанна сдержала смешок.
— Простите меня, сударыня. На улице жарко, светит полная луна, и мне не спится. Я видел на сундуке эту книгу и подумал, что не потревожу вас, если взгляну на стихи, которые мне так хвалили.
— Вы не сделали ничего плохого. Какие стихи вы читаете?
Филибер прочел первое четверостишье:
Что делаем мы
Вот таким манером,
Лихим и нежным,
И в любое время года!
Он взглянул на нее с хитрым выражением лица. Жанна, как была в рубашке, приблизилась и подхватила:
В полях или в домах,
В лесах, на бережку,
Что делаем мы
Вот таким манером!
Потом мы помолчим,
Держа в объятьях
Подруг веселых,
Потом мы отдохнем
И вновь таким манером!
— Вы знаете эти стихи наизусть! — воскликнул восхищенный Филибер.
Жанна подошла к креслу вплотную.
Филибер, как и положено летней порой, был обнажен. Он просто встал и спустился, а сейчас выглядел смущенным.
— Ну что же, — сказала Жанна, — разделю вашу бессонную ночь!
Улыбка, просиявшая на лице юноши, вознаградила Жанну за смелость.
На другой день Филибер снова не поспел к отбою. На следующий тоже. Et cetera, как он говаривал. Как это ему сходит с рук? Утром, объяснил юноша, он пробирается внутрь через часовню. А что, если его поймают? Он не один до этого додумался, уверил Жанну Филибер, так что тревожиться нечего, особенно если дать на лапу церковному сторожу. Правда, денег у него не было. Боясь потерять нового любовника, Жанна тут же предложила тому пять ливров. Двух за глаза хватит, сказал Филибер. Он получил их немедля.
Жанна смазала петли входной двери, чтобы кормилица не услышала ее скрип, когда ранним утром Филибер, выпив кружку сладкого теплого молока, уходил в коллеж.
Она удивлялась тому, как быстро исчезла в ней горечь от нескончаемых выходок Франсуа. Или это просто сама жизнь непостоянна?
Однажды утром изумленная Жанна поймала себя на том, что хочет записать строки, которые сами собой сорвались с губ:
В понедельник скажем,
В среду опровергнем.
Четверг неловкий
Плывет к воскресенью.
Март слезливый, июль весь в лаврах,
Сентябрь плачет, декабрь смеется.
Сердце мое, ты не разбито.
Томлюсь, любви ожидая.
Пусть ветреной кличут,
Ветер унес постоянство.
Сюда стоит добавить еще несколько строчек, сказала она себе с улыбкой. Жанна гордилась собой.
Нет, конечно, она не выйдет замуж за школяра, которому еще не стукнуло семнадцати. Может быть, года через два или три. А сейчас просто приятно вкусить от свежего плода, еще не источенного страстями и невзгодами. На его юном сердце еще не было шрамов, которые так охлаждают любовный пыл.
Она давала уроки учителю, ибо тот кое в чем был неграмотным. Вскоре он, к удивлению Жанны, ее превзошел. Филибер не пил, не играл и не гонялся за девочками и мальчиками. Его дыхание едва отдавало выпитым за столом вином, а тело не было отмечено ни одним из тех пороков, следы которых так отчетливо проступали у Франсуа де Монкорбье. Как-то раз, подумав об этом, Жанна рассмеялась тому, что теперь понимает его.
Когда она немного поднаторела в латыни, Филибер принес ей томик «Эклог» Вергилия и объяснил ей законы чередования кратких и долгих слогов.
Чувства их были свежи, как в первый день, когда им довелось угощаться молодым вином.
Кормилица вскоре догадалась об их связи, но так как вдовство хозяйки печалило ее, она решила ни о чем не болтать. Менее доброжелательные соседи, заприметив частые визиты в дом молодого человека, доложили обо всем отцу Мартино. Тот не замедлил посетить Жанну и гневно пообещал рассказать об их связи родителям Филибера. На этот счет Жанна была спокойна: никто в округе не знал юношу.
— Отец мой, — сказала Жанна, — кончится тем, что я рассержусь. Я расширила границы вашего прихода и обеспечила вас настолько, что вы принялись за обновление храма. Я даю вам деньги не для того, чтобы вы читали мне проповеди, а чтобы вы были милосердны. Вы больше заняты плотью, чем мясник, хотя милосердие должно было бы повелеть вам не варить в котлах фальшивомонетчиков, как свиные туши. По-вашему, рай полон прокисших девственников?
