Осви, мой слуга, затягивал подпругу у моего жеребца, пока я побрел к канаве у северной стороны дома. Я глядел перед собой пока мочился.
Облака были низкими и темными, но не было ли там более темного пятна?
— Финан, позвал я, — это дым?
— Бог знает, господин. Будем надеяться.
Я засмеялся.
— Будем надеяться?
— Если мир продлится еще немного, я сойду с ума.
— Если он продлится до осени, мы отправимся в Ирландию, — обещал я ему, — и я снесу головы кое-каким твоим врагам.
— Не в Беббанбург? — спросил он.
— Для этого мне нужно по меньшей мере на тысячу воинов больше, а чтобы получить тысячу воинов, мне нужна прибыль от войны.
— Мы все страдаем от того, о чем мечтаем, — произнес он с тоской. Он уставился на север. — Думаю, что это дым, господин, — он нахмурился. — Или, может, просто грозовое облако.
А потом появились всадники.
Их было трое, они быстро скакали с севера и увидев нас свернули с дороги и пришпорили своих забрызганных грязью усталых лошадей, направив их к дому.
Они были мерсийцами, посланными на юг предупредить Этельреда, что датчане атакуют.
— Их тысячи, господин, — сказал один из них возбужденно.
— Тысячи?
— Я не смог их сосчитать, господин.
— Где они?
— В Уэстуне, господин.
Это название мне ни о чем не говорило.
— Где это?
— Недалеко отсюда.
— В двух часах езды, господин, — слова другого человека оказались более полезны.
— А Меревал?
— Отступает, господин.
Они рассказали мне о послании, которое Меревал отправил Этельреду, в нем лишь говорилось о том, что армия датчан, вышедшая из Честера, была слишком велика, и небольшие силы Меревала не могли ее сдержать или даже просто встретиться с ней лицом к лицу.
Датчане шли на юг, и Меревал, вспоминая тактику, которую я использовал против Сигурда, отступал к границе с Уэллсом в надежде, что дикие племена спустятся с холмов и атакуют нападавших.
— Когда они напали? — спросил я.
— Прошлой ночью, господин, в сумерках.
Странное время, подумал я, хотя с другой стороны, они могли попытаться застигнуть воинов Меревала врасплох, и если так, то они просчитались.
Меревал был настороже, его разведчики предупредили его, так что он ускользнул.
— Сколько человек у него сейчас? — спросил я.
— Восемьдесят три, господин.
— А кто ведет датчан? Какие знамена вы видели?
— С вороном, господин, и еще одно с топором, разбивающим крест, и еще череп.
— А еще там были драконы, — вступил в разговор второй человек.
— И два с волками, — добавил третий.
— И олень с крестами на голове, — сказал первый. Он удивил меня своей сообразительностью и внимательностью, и рассказал обо всем, что мне нужно было знать.
— Летящий ворон? — спросил я его.
— Да, господин.
— Это Сигурд, — сказал я, — а топор — это Кнут, а череп — Хэстен.
— А олень, господин? — спросил он.
— Этельволд, — произнес я с горечью. Значит, кажется, Оффа был прав, и датчане атакуют из Честера, а это явно означало, что они направляются на юг, для видимости под предводительством Этельволда.
Я взглянул на север, подумав, что датчане должны быть недалеко.
— Лорд Этельред, — сказал я первому воину, — скорее всего пошлет вас к королю Эдварду.
— Возможно, господин.
— Потому что вы видели датчан, — сказал я. — Так передайте королю Эдварду, что мне нужны люди. Скажите ему, — я помедлил, пытаясь принять решение, которое осталось бы неизменным в течение некоторого времени. — Скажи ему, что они должны встретиться со мной в Вюграчестере.
— А если Вюграчестер в осаде, скажи ему, чтобы искал меня в Сирренкастре, — я уже знал, что нам придется отступить, и к тому времени, как Эдвард ответит и пришлет людей, если он вообще их пришлет, меня могут оттеснить южнее Темеза.
Трое мужчин поскакали на юг, а мы осторожно пробирались на север, разведчики впереди и по флангам. И я увидел, что темное пятно на утреннем небе — это не грозовая туча, а дым от горящих соломенных крыш.
Как часто я видел дым войны, застилающий небо, темный, клубящийся, поднимающийся из-за деревьев или из долины и обозначающий, что очередная ферма, деревня или дом превратились в пепел.
Мы медленно ехали на север, и я убедился, что миру Плегмунда пришел конец, и подумал, что этот мир был преыше всякого ума.
Это изречение из священной книги христиан, а мир Плегмунда явно был выше всякого понимания.
Датчане долго вели себя тихо, и Плегмунд поверил, что его бог лишил их сил, но теперь они нарушили этот необъяснимый мир, и горели и деревни, и фермы, и стога, и мельницы.
Мы увидели датчан через час. Разведчики вернулись, чтобы сообщить местонахождение врага, хотя дым в небе был достаточным признаком, и дорога заполнилась людьми, убегающими от захватчиков. Мы поднялись на вершину низкого, поросшего лесом холма и наблюдали за горевшими фермами.
Прямо под нами стоял дом с амбарами и кладовыми, двор кишел людьми. Рядом с домом стояла телега, и я увидел на ней копну только что собранного урожая.
— Сколько? — спросил я Финана.
— Три сотни воинов, — ответил он, — по меньшей мере, три сотни.
Еще больше воинов было в широкой долине вдали. Толпы датчан прочесывали луга, ища беженцев или очередное место для поживы.
Я видел небольшую толпу женщин и детей, которых пощадили, их охраняли датские мечники, и их путь, несомненно, лежал на невольничий рынок за морем.
Еще одна телега, груженная горшками, вертелами, ткацким станком, граблями, мотыгами и всем, что могло пригодиться, направлялась на север.
За ней шли плененные женщины, дети, большое стадо скота, а какой-то человек бросил горящую головешку на соломенную крышу дома.
Откуда-то из долины донесся звук рога, постепенно датчане повиновались его настойчивому призыву, и всадники двинулись к дороге.
— Иисусе, — произнес Финан, — там сотни ублюдков.
— Видишь череп, — сказал я. Я разглядел человеческий череп на шесте.
— Хэстен, — ответил Финан.
Я поискал самого Хэстена, но всадников было слишком много. Я не увидел других знамен, во всяком случае, тех, которые знал.
Какое-то мгновение мне хотелось повести своих воинов на восток и пуститься галопом вниз с холма, чтобы отрезать путь нескольким отставшим, но я устоял перед этим искушением.
Отставшие были невдалеке от больших групп, и на нас бы немедленно напал превосходящий по численности отряд.
Датчане ехали медленно, их кони отдохнули и были сыты, и я должен был находиться впереди, чтобы смотреть, что они делают и куда направляются.
