И маленький человечек издал чуть слышное ухание совы – Эль Чико прекрасно подражал этой ночной птице.
– Почему ты не идешь с нами? – спросил Пардальян (возможно, у него еще оставались какие-то подозрения).
Эль Чико в ужасе замахал руками.
– Ну нет, – живо воскликнул он, – я туда не пойду! Да что я, по-вашему, буду делать, если вы там начнете драться? Я вас привел, а уж остальное – дело ваше.
Дон Сезар, который торопился оказаться по ту сторону стены, протянул ему свой кошелек, говоря:
– Возьми вот это, Эль Чико. Однако не думай, будто такой малости достаточно, чтобы отблагодарить тебя. Как бы ни повернулось дело, отныне я стану заботиться о тебе.
Секунду Чико колебался, потом взял кошелек со словами:
– Мне уже заплачено, сеньор... Ну да жить-то надо!
– Почему ты говоришь, что тебе уже заплачено? – спросил Пардальян – в ответе маленького человечка ему почудилась какая-то странная интонация.
Тот ответил совершенно естественным тоном:
– Я сказал, что мне уже заплачено, потому что очень рад оказать услугу дону Сезару – это и есть моя плата!
Оставив своего маленького провожатого, трое искателей приключений, воспользовавшись тумбой, в один миг влезли на стену и неслышно спрыгнули в сад дома у кипарисов.
Дон Сезар хотел немедленно устремиться к дому, но Пардальян удержал его, сказав:
– Пожалуйста, тише. Не будем подвергать себя опасности из-за излишней поспешности. Сейчас время действовать осторожно и, главное, бесшумно. Я пойду первым, вы, дон Сезар, за мной, а вы, господин Сервантес, станете замыкающим. Не будем терять друг друга из виду; а теперь – ни слова больше.
Установив этот порядок следования, Пардальян осторожно двинулся вперед, избегая, как ему хитроумно посоветовал Эль Чико, песчаных аллей; он направился прямо к той стороне дома, что была к ним ближе всех.
Двери и окна были закрыты; ниоткуда не пробивалось ни единой полоски света. В доме под кипарисами все, казалось, спало.
Пардальян обогнул здание и осмотрел вторую его сторону, такую же темную и безмолвную. Он прошел дальше и оказался у третьей стены.
Из углового окна на первом этаже сквозь неплотно прилегающие ставни пробивалась узкая полоска света.
Пардальян остановился.
До сих пор все шло как нельзя лучше. Теперь надо было добраться до освещенного окна и увидеть, что происходит внутри.
Пардальян указал на окно двум своим спутникам и, не говоря ни слова, двинулся вперед – еще более настороженный, чем ранее.
Казалось, обстоятельства им благоприятствовали. Они ступали по густому газону, полностью заглушавшему их шаги, вдоль многочисленных цветников, за которыми легко могли бы спрятаться в случае тревоги.
Пардальян обогнул цветник, находившийся в нескольких шагах от окна. Дон Сезар и Сервантес следовали за ним по пятам и не заметили ничего необычного, им осталось лишь пересечь маленькую лужайку, расстилавшуюся почти под самым окном.
Однако за спиной Сервантеса, из глубины цветника, вовсе не показавшегося нашим друзьям подозрительным, внезапно возникли тени – какие-то люди молча ползли по-пластунски, но вдруг выпрямились и с идеальной слаженностью выполнили следующий маневр: две руки схватили Сервантеса сзади за шею и зажали ему рот, не дав вырваться испуганному крику. На лицо ему была проворно наброшена накидка и обернута вокруг головы так плотно, что он почти задыхался. Стальные пальцы вцепились ему в руки и ноги, подняли его как перышко и прежде, чем он смог понять, что с ним происходит, отнесли в кустарник.
Пленение произошло с молниеносной быстротой, без стычки, без шума, даже без шороха, так что ни Тореро, ни Пардальян, находившиеся чуть впереди, ничего не заметили.
В кустарнике один из нападавших ловко сдернул с Сервантеса его плащ, тщательно завернулся в него и, стараясь подражать походке будущего автора «Дон Кихота», решительно направился к шевалье и дону Сезару.
Резкий голос произнес:
– Отнесите его за ворота, не причиняя ему боли.
И наполовину задушенный Сервантес очутился снаружи, причем потратил на это гораздо меньше времени, чем понадобилось ему, чтобы пробраться внутрь.
В то время как Сервантес был так ловко похищен, Пардальян и дон Сезар подошли к освещенному окну.
Мы уже сказали, что оно было расположено в бельэтаже. Этаж этот был настолько высок, что человек даже немалого роста не мог дотянуться до подоконника и кинуть нескромный взгляд в комнату.
Но направо и налево от окна в двух больших ящиках росли какие-то кусты. И Пардальян, который провел целый день, пытаясь вырваться из сетей Эспинозы, Пардальян, который на собственной шкуре смог убедиться, какими мельчайшими предосторожностями обставлял все свои действия великий инквизитор, – Пардальян поневоле нашел странным, что эти два ящика оказались именно здесь, под этим окном, единственным, где горел свет в этом таинственном жилище.
– Готов поклясться, что их тут поставили, чтобы облегчить нам задачу, – пробурчал он.
Он быстро осмотрел ставни и подумал: «Странно! Эти ставни выглядят удивительно ветхими, сквозь множество щелочек и дыр пробивается свет... Проклятье! Почему это окно на первом этаже так плохо охраняется, в то время как весь дом, кажется, стерегут отменно?.. Это не сулит ничего хорошего!..»
Однако пока Пардальян наблюдал и размышлял, Эль Тореро, нетерпеливый, как и все влюбленные, действовал. Иными словами, не задавая себе, в отличие от шевалье, лишних вопросов, он подтащил поближе один из двух ящиков, вскочил на него, ничуть не заботясь о кустах, на которые он наступал, и, прильнув к щелке, показавшейся Пардальяну столь подозрительной, заглянул внутрь; забыв осторожность, он громко воскликнул: – Она здесь!..
Услышав это восклицание, Пардальян быстро огляделся. В этот момент человек, завернувшийся в плащ Сервантеса, осторожно подошел к шевалье – совсем так, как это сделал бы романист. В темноте Пардальян принял его за Сервантеса и, не заметив ничего подозрительного, одним прыжком оказался рядом с доном Сезаром и принялся тоже смотреть сквозь щелочку, сразу же позабыв о всех своих опасениях.
На диване, стоящем прямо напротив окна, лежала Жиральда; казалось, она крепко спит. Да, не было не малейшего сомнения – это была она, влюбленный, разумеется, не мог ошибиться.
Дон Сезар и Пардальян переглянулись и поняли друг друга без слов.
Упершись ногами в ящики, каждый из приятелей схватил свою створку ставня и сильно дернул ее вбок. Ставни открылись легко и бесшумно; последнее обстоятельство было в данном случае самым важным.
Избавившись от этого препятствия, они как можно удобнее устроились на краю окна, чтобы бесшумно растворить его, как они только что растворили ставни. В это время в комнате раскрылась дверь и в нее вошел мужчина. Он приблизился к Жиральде и секунду смотрел на нее с выражением такой страсти на лице, что дон Сезар побледнел. Затем, нагнувшись, мужчина взял девушку на руки; она не сопротивлялась, руки ее бессильно повисли, словно Жиральда была без сознания. Крепко сжимая драгоценную ношу, мужчина выпрямился и направился к двери, через которую он недавно сюда вошел.
