Когда торжествующий Пимен вернулся в Москву, то здешнюю митрополичью кафедру уже занимал Киприан, приглашенный Дмитрием из Киева. Следом за Пименом в Москве объявились греки-торговцы, предъявившие великому князю заемные векселя на его имя, подписанные Пименом как получателем денег. Дмитрию волей-неволей пришлось оплатить эти счета, чтобы не портить отношения с гильдией греческих купцов. Пимена же рассерженный Дмитрий сослал под стражей в захудалый монастырь в Чухломе.
И вот случилось невероятное: Пимен получил прощение от великого князя, вернулся в Москву и стал митрополитом всея Руси.
Некоторые из бояр-советников были недовольны тем, что Дмитрий серьезно рассорился со своим тестем – суздальским князем, сыновья которого ездили на поклон к Тохтамышу. Они полагали, что тесть великого князя ныне и сам раскаивается в своем угодничестве перед Тохтамышем, ведь татары пограбили и его земли, дойдя до Владимира и Юрьева-Польского. Москва теперь ослаблена, этим могут воспользоваться Тверь и Литва. Поэтому Дмитрию сейчас ценен любой союзник, тем более такой сильный и близкий, как суздальский князь.
Обеспокоены советники были также и тем, что великий князь вдруг сильно разболелся, схоронив свою тетку Марию Александровну, вдову Симеона Гордого. Во время нашествия Тохтамыша Мария Александровна находилась в своем поместье Марьино, куда татары нагрянули уже на второй день своего стояния под Москвой. В Марьино расположился на постой какой-то татарский темник со слугами и свитой. Ордынцы разграбили все имение Марии Александровны, перебили ее челядинцев, надругались над ее служанками. Самой княгине в свои преклонные годы пришлось испытать на себе глумление и срам, пройти через многие унижения, коим подвергали ее распоясавшиеся враги. Терпя бесчинства татар, Мария Александровна в душе надеялась, что со дня на день к Москве подступит рать Дмитрия Ивановича и его брата Владимира, которые разобьют Тохтамыша, как в свое время разбили Мамая. Однако ожидания Марии Александровны оказались напрасными. Ордынцы, разорив Москву и окрестные города, ушли в степи, а русские полки пришли к московскому пепелищу, когда врагов и след простыл.
После всего пережитого Мария Александровна слегла и медленно угасала в течение пяти месяцев. Неделю назад ее не стало. Поговаривали, что перед смертью вдова Симеона Гордого наговорила немало обидных слов навестившему ее Дмитрию, будто бы даже прокляв его. После той последней встречи с умирающей Марией Александровной Дмитрий приехал в Москву из Марьино в великой тоске и печали. А вскоре он сам разболелся и слег.
Перешептывания и негромкий говор бояр мигом стихли, когда в светлицу вошел Владимир в длинной княжеской свитке из красного бархата, с узорами из золотых ниток на плечах и груди. На голове Владимира поблескивала золотая диадема.
К удивлению вельмож, Владимир уверенно протопал сапогами до небольшого возвышения, где стоял трон из мореного дуба. Усевшись на великокняжеское место, Владимир расправил широкие плечи, оглядев собравшихся долгим внимательным взглядом.
– Бояре, – наконец промолвил Владимир, – великий князь недужен, а посему разговаривать с вами буду я. Все, что я скажу вам, есть слова великого князя. Все мои распоряжения воспринимайте как волеизъявление великокняжеское.
Бородатые советники внимали Владимиру настороженно, все слушали молча, никто не прервал его ни словом, ни звуком.
– Боярин Вяхирь, – продолжил Владимир со зловещим спокойствием, – волею моего брата Дмитрия ты лишаешься всех пожалованных тебе земель и деревень. Тебе надлежит выехать в Углич и пребывать там безвыездно под началом у тамошнего наместника.
– За что такая немилость, княже? – пролепетал расстроенный Вяхирь.
– За что? – Владимир пронзил Вяхиря холодным взглядом. – Тебе было поручено нанять конных сторожей для наблюдения за степным шляхом, даны были деньги на это. Сторожей ты в дозор так и не выслал, а серебро присвоил себе.
– Но я же отправил шестерых дозорных в начале лета… – попытался оправдываться Вяхирь.
– Ты направил тех сторожей к Оке, а не за Оку, как тебе было велено, – сказал Владимир. – К тому же ты не снабдил дозорных ни деньгами, ни припасами. В результате оголодавшие сторожи разъехались по домам. Из-за твоей алчности, боярин, орда Тохтамыша смогла быстро и незаметно подступить к окскому порубежью.
Вяхирь опустил глаза к полу, понимая, что никакие отговорки ему не помогут.
Владимир указал ему рукой на дверь. Вяхирь встал и вышел из светлицы, глядя себе под ноги.
Затем Владимир назвал имена еще троих бояр, которые лишались земель под Москвой, пожалованных им великим князем, и должны были отправиться в далекое Заозерье. Вина всех троих заключалась в том, что они бежали из Москвы, последовав трусливому примеру Киприана.
Федор Воронец и Юрий Грунок, родные дядья великого князя, были исключены из княжого совета за малодушное поведение в дни наступления Тохтамыша на Москву. Оба настаивали тогда на отступлении в леса, узнав, что суздальские князья не пришлют войско в помощь Дмитрию Ивановичу.
– Кто же останется в княжом совете? – в пылу обиды обратился к Владимиру Юрий Грунок перед тем, как покинуть великокняжеский терем. – Иль Дмитрий более не нуждается в советниках?
– В трусливых советниках мой брат и впрямь не нуждается, – ответил Владимир. – Дмитрий велел мне подобрать в княжой совет мужей смысленых и отважных.
Сары-Ходжа едва не лишился чувств от радости, узнав, что великий князь решил помиловать его и даже отпустить обратно в Орду. Слуги великого князя вывели Сары-Ходжу из холодной темницы, где он провел осень и зиму, сводили его в баню, к брадобрею, принесли ему роскошные татарские одежды. Сары-Ходжу, разместившегося в теплом уютном доме, навестил важный седобородый боярин, сообщивший ему, что великий князь собирается отправить к Тохтамышу послов и своего старшего сына Василия. С этим московским посольством предстоит ехать в Сарай и Сары-Ходже.
Затем с Сары-Ходжой встретился сам великий князь, выразив ему свое дружелюбие и одарив бывшего невольника подарками. Узнав, что у Сары-Ходжи после долгого пребывания в холодном порубе стала болеть спина и суставы на ногах, Дмитрий Иванович вызвал для него лекаря.
Взглянув на врачевателя, Сары-Ходжа обомлел от удивления. Он узнал фряга Джакомо, который некогда лечил Мамая, а потом оказался в окружении мурзы Бегича, лучшего Мамаева полководца. Уйдя вместе с войском Бегича в поход на Русь, Джакомо назад в Орду уже не вернулся. Сары-Ходжа полагал, что Джакомо нашел свою смерть в том неудачном набеге Бегича на русские земли.
