Такая вот романтическая виделась картина.
И непременно рядом – Анна Николаевна Дроздова. Счастливая, улыбающаяся. А тут… Извольте наблюдать – чужой дом, полутемная каморка, пахнет нищетой и убожеством.
– С самого начала мы все ошибались, – сказал Павел Романович. – Сперва как думалось? Будто охота идет за кем-то из нас четверых: либо за вами, ротмистр, либо за нашим негоциантом Соповым, либо за генералом Ртищевым.
– Или за вами, – подсказал Клавдий Симеонович, – себя-то не забывайте.
– Да, либо за мной. И полагали, что первопричина кроется в нашем прошлом. Оттого и звучали рассказы о своей жизни, более или менее откровенные.
– Ну, я-то все выложил до конца, – сказал ротмистр, – мне скрывать нечего.
– И я тоже, – вставил Сопов, – как на духу. А вот генерал наш, Ртищев, думаю, приврал. Темная личность, ох темная!
– Никто из вас не рассказал всей правды, – проговорил Павел Романович. – И я грешен – тоже кое-что утаил.
– Что же? – ядовито осведомился Сопов.
– Теперь не имеет значения. Дело в другом: считая, будто секрет заключен в прошлом, мы все ошибались. Тогда как таится он в настоящем.
– Доктор, нельзя ли доступнее, – попросил ротмистр, – ей-богу, вы не в университете на лекции.
– А если доступнее, то все дело в вас, уважаемый Владимир Петрович, – сказал Дохтуров, глядя в глаза ротмистру.
И, поскольку перебивать его никто не собирался, продолжил:
– Главный мой промах в поисках лауданума заключался в следующем: я исходил из ложного предположения относительно его природы. Замечу, по этому пути шли практически все известные мне исследователи, да только это слабое утешение. Уверен, кстати, что Парацельс в своих записках умышленно напустил туману. Впрочем, не исключено, он и сам заблуждался.
– Доктор, – скрипуче проговорил ротмистр, – помилосердствуйте. Уж и так ум за разум заходит.
– Хорошо, – Дохтуров кивнул. – Долгое время я считал лауданум средством, скажем, наподобие некой микстуры. Достаточно знать ингредиенты, условия смешивания и внешние факторы. И тогда – непременный успех. Непременный!
– Следует понимать, что это не так? – спросил ротмистр.
– Не так. Дело в том, что лауданум – либо, если угодно, панацею – произвести невозможно. Абсолютно.
– То есть как?.. – прошептал Клавдий Симеонович. – Но вы же сами…
– Невозможно произвести человеку, – уточнил Дохтуров. – Ее изготовляет сама природа. А люди, из числа очень немногих, посвященных в секрет, только хранят. И передают – из поколения в поколение.
– Вы, Павел Романович, в свое время об том уже толковали, – сказал Сопов. – И еще говорили, словно та панацея – внутри нас самих. Да только вот беда – что это за штукенция, и как в нас попала, вам будто неведомо. Предлагали вместе подумать. Правда, толку из того не вышло. Так нет ли новенького? Или старым намереваетесь потчевать?
– Есть новенькое, – ответил Дохтуров.
– Нуте-с, нуте-с, любопытно… – Клавдий Симеонович сощурился и подался вперед.
– Я нашел общее, что так или иначе касалось каждого из вас, – объявил Дохтуров. – Причем самым непосредственным образом.
– И что ж это? – хором спросили Сопов и ротмистр.
– Ваш кот, господин ротмистр.
– Шутки шутите, доктор! – рявкнул Агранцев. – При чем здесь мой Зиги?
– Немного терпения, и я объясню. Помните, я просил вас вспомнить, нет ли чего общего, объединяющего всех за последнее время? Это было с моей стороны некорректно. Потому что именно я должен был обнаружить ту общность. Ведь она в моей профессиональной компетенции. Минуту! – Павел Романович поднял палец, предупреждая очередной вопрос Сопова. – Господин ротмистр, в тот день, когда вы заточили нас на втором этаже заведения мадам Дорис, произошел один маленький казус. Ваш кот, «замечательный боевой товарищ», весьма чувствительно укусил отставного генерала Ртищева. Настолько, что я был вынужден наложить повязку. Вы тогда обратили на это внимание. Припоминаете?
– А! Конечно, – сказал ротмистр. – Ну и что?
– Был и еще случай, – терпеливо продолжил Павел Романович. – Вы лежали в фанзе: без чувств, при смерти.
Кот вспрыгнул на грудь, принялся тереться о ваше лицо. У него была изрядная ссадина за ухом. Совсем свежая.
– Вы хотите сказать… – Ротмистр выпучил глаза.
– Я хочу сказать, что удивительное, волшебное снадобье, бесценный лауданум, фантастическая панацея, за которой охотились столько веков сотни авантюристов, – эта самая панацея содержится в жилах вашего кота, боевого товарища и существа, по внешнему виду самого обыкновенного. Передается с кровью. А кроме того, со слюной. И эти случаи я вам только что описал. Хотя, что касается вас, ротмистр, все могло случиться и прежде. Вы ведь с вашим котом давно живете… бок о бок.
– Не может быть! – только и заявил Агранцев.
– Может, – до сих пор молчавшая Анна Николаевна вскочила на ноги. – Конечно, так и есть! Я, господа, исключительно по вашим рассказам, но помню все превосходно… И тот укус, и после, в фанзе… Значит, крошечная толика досталась всем.
– Нет, не всем, – сказал Сопов. – Меня кот не кусал и башкой об меня не терся. Так что не сходится.
Павел Романович пожал плечами: тут ему сказать было нечего. Подумал: а это плохо. Ломает гипотезу.
Но в следующую минуту Клавдий Симеонович сам развеял сомнения:
– Постойте, господа… А ведь было! У хлыстов хозяйская собака нашего Зигмунда подрала. Не сильно, но до крови. Да вы ж ухо его сами видели. А я тогда лечить его сунулся. Боялся – мало ли что… Он не дался и руку мне расцарапал. Я весь в крови перемазался – и в его, и в своей. Вот тогда-то оно и могло…
– Вы уверены, доктор? – снова спросил ротмистр. – Уж очень фантастично выходит.
– Совершенно. Должен признаться: без вашего ведома я провел над бедным Зигмундом некоторые медицинские манипуляции, довольно жестокие. Так сказать, дал сам себе урок вивисекции. И теперь могу утверждать абсолютно точно: ваш кот несет в себе удивительнейшее свойство. Он вовсе не подвержен инфекции, а раны заживают у него буквально на глазах.
– Вы резали его! – закричал ротмистр.
– Резал, – спокойно согласился Дохтуров. – Ну и что? Зато теперь мы все знаем правду.
– Тогда этого кота надо беречь, как… как… – воскликнула Анна Николаевна и смешалась, не находя слов.
– За котом уследить – дело нелегкое, – сказал Сопов. – И то чудо, что он до сих пор не утек. Я так полагаю, надо бы подстраховаться.
– О чем это вы?
– А вот о чем, дражайшая Анна Николаевна: надо Зигмунда срочно женить. Да и не один раз. Тогда у нас подстраховка появится.
Госпожа Дроздова слегка запунцовела.
