– Чего ж хорошего? В этом году мы укажем десять еретиков, а в следующем сколько укажут ловить – пятнадцать? Двадцать? Оно нам надо?
– Так, значит, этих отпускаем? Или – задерживаем для проверки?
– Ни то ни другое, – усмехнулся чиновник. – Слишком уж они ушлые – от таких могут быть проблемы. А потому поступим, как велит нам Муленский ордонанс Божьей милостью короля Карла. Как раз для статистики нам нужно трое бродяг, ни больше, ни меньше.
Глава 20.
Большой кутюм Нормандии
На воле я, друзья, гуляю снова,
А все-таки томился под замком.
Ну до чего ж судьба ко мне сурова!
Но благ Господь. Сменилось зло добром.
Клеман Маро. «Совершенное рондо»
Август-сентябрь 1604 г. Шербур – Онфлер
Каторжная тюрьма Шербура представляла собой тесный и на редкость зловонный подвал с земляным полом и охапками старой сырой соломы, на которой, с разной степенью удобства, и располагались каторжники – человек двадцать, в большинстве своем забитые, отчаявшиеся люди, вовсе не походящие обликом на закоренелых преступников. В основном бродяги, конечно, хотя попадались и явные разбойники, и даже один брачный аферист, с которым новые узники – Иван, Прохор и Митька – общались куда как больше, нежели с другими, больно уж человек попался хороший, общительный и приятный с виду парень – приятный, это насколько можно было судить по слабому лучу света, пробивавшемуся в небольшое, забранное толстой решеткой оконце под самым потолком.
Собственно, аферист, едва увидев новеньких, представился первым. Встал, галантно поклонился, гремя цепями, даже попытался было снять воображаемую шляпу, но не смог – цепь оказалась короткой. Тем не менее улыбнулся каторжник вполне дружелюбно:
– Жан-Мари де ла Май, многоженец, да и вообще – большой любитель женщин.
– Так вы дворянин? – услыхав звучную фамилию, удивленно переспросил Митрий. – Дворянин – и здесь?!
– К сожалению, эти проклятые судейские совсем осатанели. – Де ла Май пожал плечами. – Не доверяют слову дворянина! Требуют в подтверждение титула какие-то там бумажки.
– А какой у вас титул?
– Граф, конечно! – приосанился каторжник. – Ну, не маркиз же! Эти маркизские титулы, знаете ли, в Париже продаются по пять ливров за штуку.
– Неужели по пять ливров? – улыбнувшись, вступил в беседу Иван. – Не дороговато ли будет, месье?
– О, нет-нет… А вы, я вижу, тоже из благородных. Наверное, откуда-то с юга?
– Из Лотарингии. – Митрий побыстрей встрял в беседу. – На юге-то, известно – одни гугеноты, мы к таким не относимся!
– Ах, ну как же, как же! – звеня цепями, расшаркался новый знакомец, еще раз поклонился, а затем задвинул длинную и цветистую речь о дворянской гордости, женщинах и «гнусном племени мелких и мстительных пигмеев» – судейских.
К явному удовольствию оратора, Митрий слушал, развесив уши, однако его привлекала скорее форма, чем содержание речи.
«Гнуснопрославленный лжесудьишка», «обезьяноподобный прелатишка, склонный к мерзким забавам», «пресытившаяся бумажная тварь» и «алчные черви, пожирающие законы Франции» – это были еще не самые яркие эпитеты сего продолжительного монолога.
Прохор его не слушал – большей частью не понимал, а что понимал, так в то и не собирался вникать – не любил болтунов.
Иван тоже не столько слушал, сколько пристально наблюдал – и вовсе не только за де ла Маем – если это была настоящая фамилия Жана-Мари. Молодой, ладно скроенный, с буйными черными кудрями, обрамляющими нарочито бледное лицо красавчика сердцееда, граф – или псевдограф – вовсе не казался пустым напыщенным щеголем. О, нет! Он явно был опасен! Глаза – темные и прищуренные – смотрели уж чересчур пристально, а в манере держаться преобладали повадки бретера. И не только это… Вернее, не только сам Жан-Мари… Еще и другие. Их отношение. Сидели, слушали, кивали – никто даже не пикнул! Что, так уважали «графа»? Или просто-напросто боялись? Тогда наверняка у этого красавчика в подвале должны быть сообщники… хотя бы во-он тот верзила с жутким шрамом через все лицо. Кажется, Иван его уже где-то видел… точно ведь видел, только вот где? Ладно, не суть… Кроме верзилы на роль сообщников, пожалуй, тянула еще пара типов: вон тот, угрюмый, в углу… или этот вот юный субъект с подбитым глазом. Ишь, как они смотрят… Как ловят каждое слово…
– Ну вот в общих чертах и все, что я хотел бы сказать. – Закончив речь, де ла Май улыбнулся. Надо признать, даже если он был фальшивым графом – а, скорее всего, именно таким образом и обстояло дело, – но тем не менее говорил хорошо. По всему чувствовалось – учился ораторскому мастерству у кого-то знающего… или сам не так давно был студентом.
– Прекрасная речь, ваше сиятельство! – первым зааплодировал нагловатого вида юнец с подбитым глазом.
Парня тут же поддержали верзила и угрюмый, а за ними – и все остальные узники. По всему подвалу зазвенели цепи.
Благосклонно оглядевшись, красавчик великосветски кивнул:
– Спасибо, друзья мои!
И тут же повернулся к новеньким:
– Честное слово, изнемогаю от нетерпения узнать ваши славные имена!
Друзья представились.
– Жан? Димитри, Про-хор? Так, говорите, из Лотарингии? Да вы присаживайтесь на солому, не стойте. Мерло, будь любезен, подстели соломки гостям…
– Ну да, нашел гостей, – скривившись, по-русски прошептал Прохор. – Не своей волей…
Мерло – тот самый верзила со шрамом – живо подтащил кипы, предварительно кого-то с них согнав. Да-а… Жан-Мари де ла Май явно был тут главным.
– Что ж, – усевшись напротив новичков, прищурился «граф». – Поведайте-ка, каким образом вы очутились в наших краях?
Иван усмехнулся:
– Мы, извольте видеть, студенты.
– Весьма похвально!
– И приехали в гости, в Кан, к нашему другу.
– Как его зовут?
– Жан-Поль д’Эвре. – Иван не видел никакого смысла скрывать фамилию приятеля. В конце концов, он сейчас в Сен-Мало, а Сен-Мало – это Бретань, а Бретань – никакая не Франция, точнее – Франция, но лишь формально.
Впрочем, фамилия Жан-Поля не произвела особого впечатления на де ла Мая. Тот лишь заметил, что о таком слышал, и все.
Ага… Иван буквально нюхом чуял – да и все говорило за это, – что перед ним сидит явно преступный элемент – разбойник или пират, заделавшийся брачным аферистом лишь для того, чтобы скрыть от судей куда более тяжкие преступления. Следовательно, нужно поискать и других подобных знакомых, с кем сводила судьба… Ну, скажем, юный контрабандист из Кана… как его? Мердо! Да-да – Мердо… Или тот чернобородый мужик, что подходил здороваться к мэтру канскому палачу… Ммм… Жан! Нет, Жак! Красный Жак? Бородатый? Нет, не то… Черный Жак! Именно так – Черный Жак.
