Телохранитель епископа, ворча, попытался высвободить оружие; моя рука не выскользнула из кожаных петель, а застрявшая головка топора не сдвинулась. Великан взревел и дернул еще сильнее, чуть не подняв меня над палубой «Змея», так что кости мои загремели, но все без толку. Тогда он, рассвирепев, швырнул меня вместе со щитом, топором и всем моим снаряжением о борт корабля. Я с грохотом приземлился на доски, едва не испустив дух от такого удара. От щита, из которого по-прежнему торчал топор, толку уже не было, поэтому я стряхнул его с руки и с трудом поднялся, думая о том, что до сих пор мне не удалось проявить себя перед моим ярлом. Викинги продолжали кричать, подбадривая меня. Они побагровели от ярости и жажды крови, еле удерживаясь, чтобы не броситься на огромного франка, который готов был вот-вот меня прикончить.
– Убей его, Ворон! – произнес Сигурд. Взгляд ярла жег мои глаза, в голосе звучала сталь. – Убей прямо сейчас!
Внезапно я почувствовал, что Кинетрит тоже на меня смотрит, и в этот миг понял: лучше я теперь же погибну, пронзенный копьем, чем позволю врагу на виду у всех гонять меня по палубе, как паршивого пса.
– Видно, твоя мать родила тебя после того, как на нее взобрался бык, – сказал я франку, снимая шлем и кладя его на доски. Кровь залила мне левый глаз, так что я ничего им не видел, и стекала на бороду. С волос капал пот, слюна загустела, точно лягушачья икра. – Я еще никогда не встречал такого уродливого зверюги, – продолжал я, ухмыляясь. – Правда, вчера я видел, как твой отец щиплет травку на лугу, так он еще безобразней тебя. – Я не знал, понимает ли меня франк, но, даже если нет, он все равно почуял, что я его оскорбляю, и скривил губу, крепче сжав копье. – Мой друг Свейн охотно станет пить из твоего черепа.
При этих словах я отстегнул булавку на правом плече и скинул плащ, а затем бросил меч к ногам противника. Кто-то из викингов застонал, кто-то закричал на меня, но я не двинулся с места. Вороново перо, которое некогда привязала мне Кинетрит, плясало на ветру перед моим лицом. Гребцы вели «Змея» вниз по реке.
Морду великана перекосило презрение. Усы его затряслись, а глаза налились гневом, когда он понял, что я обманом разрушил его сагу. Он прыгнул на палубу нашего судна, чтобы доблестно погибнуть от руки воина, а встретил червя, неспособного драться. Для такого, как телохранитель Боргона, это было нестерпимой обидой.
– Сражайся, парень! – крикнул Улаф.
– Это позор, Ворон! – грозно прорычал Свейн. – Дерись с ним!
Я развел руки, открыв грудь для удара огромного копья, и почувствовал, как в меня вгрызается взгляд Сигурда. Когда франк с криком рванулся ко мне, я дернулся вправо. Острие скользнуло по моим ребрам, защищенным кольчугой. В тот же миг я бросился на противника и изо всех сил ударил его правым кулаком по левой стороне неприкрытого горла. Он попятился и так стукнул меня древком копья, что я, кружась, отлетел прочь.
– Бей еще! – закричал Улаф. – Скорее!
Но я не спешил наносить новый удар. Стоя перед Флоки Черным, я смотрел на франка и ждал.
– Дерись! – ревел Свейн.
Наконец глаза франка выкатились, огромное тело судорожно задергалось. Изо рта полетела слюна. Он поднес дрожащую руку к горлу и, не веря собственным пальцам, нащупал там металл.
– Волосатый зад Одина! – произнес Свейн, тряхнув рыжей бородой.
– Хитрость, достойная Локи! – сказал Улаф, увидав булавку с моего плаща, более чем до половины утопленную в горло франка.
Как только великан выдернул ее из своей плоти, хлынула темная кровь. Хотя биение струи было вдвое быстрее взмахов весел «Змея», враг еще держался на ногах.
– Прикончи его, Ворон! – приказал Сигурд.
– Вот! – Флоки протянул мне свой длинный острый нож.
Я, кивнув, взял его и подошел к франку, который теперь стоял, прислонившись к ширстреку, но по-прежнему не желая принимать смерть.
– Я Ворон! – сказал я.
Он плюнул мне в лицо, и тогда лезвие вонзилось туда, где кончалась железная чешуя. Проведя ножом поперек живота, я услышал свист выходящего воздуха. Горячие кишки вывалились мне на руку и упали на доски под ногами. Запахло мочой и дерьмом.
– Я твоя смерть! – проговорил я, глядя в глаза, в которых уже угасал свет.
Не пожалев отличного вооружения, которое можно было бы оставить себе, я перекинул франка через борт. За ним потянулась блестящая багровая лента кишок, и он упал в реку, уставясь белым лицом на небо.
– Я его почищу, – сказал я Черному, показав на нож.
– Чисти как следует, – мрачно кивнул Флоки и, взяв свое весло, уселся на скамью.
Мы все принялись грести, ведь франки гнали свои корабли что было сил, понукаемые, несомненно, языком епископа Боргона, и нам не хотелось снова на них наткнуться. Кальф греб вместе с остальными, несмотря на то, что из его плеча до сих пор торчала стрела. Халльдор лежал у степса мачты с развороченной щекой, весь залитый кровью. Возле него трясся англичанин Гифа, которому франкское копье проткнуло горло. Тут же лежали другие воины с обезображенными лицами и глубокими ранами на груди и животе. Они были страшным напоминанием о той опасности, что сулил нам высокобортный корабль императора.
Вскоре мы догнали датчан. Они сжимали весла в руках, от которых остались лишь кости да сухожилия. Клочковатые волосы и спутанные бороды придавали вчерашним узникам вид загнанных и изголодавшихся диких зверей, но гребли они хорошо. Я ощутил гордость за них, ведь я отчасти разделил с ними тяготы заключения и знал, что несчастные испытали в той гнилой хибаре, от которой теперь остался лишь дым, стелющийся по ветру, да кучка остывающих углей.
Сам я тоже хорошо греб. С каждым взмахом весла дрожь утихала, сменяясь радостным возбуждением, наполнявшим мой живот, словно горячее железо. Я выиграл битву, которая должна была стать для меня последней. Я сразился с сильным и отважным воином и отправил его в мир иной. Теперь я молчаливо возблагодарил Всеотца, а также Локи, понимая, что без их помощи мне не пришла бы в голову коварная мысль использовать булавку как оружие.
– Ворон, ты меня разочаровал, – крикнул Свейн Рыжий с правого борта. Гребля была легкой работой для его огромных рук.
– Тот тролль-переросток размазал бы меня, если б я дрался с ним честно, – ответил я, защищаясь.
Некоторые викинги одобрительно забормотали.
– Знаю, – отозвался Свейн. – Но я думал, ты и вправду отдашь мне его череп, чтоб я из него пил. Улаф сказал, ты пообещал это франку.
Викинги расхохотались, хотя позади нас бороздили воду императорские корабли.
– Прости, дружище. Я достану тебе другой.
– Побольше.
– Если найдется череп еще больше, чем у того верзилы, можно будет воткнуть весла в глазницы и грести им, – крикнул Улаф. – А теперь закройте дыры, которыми вы тянете медовуху, и работайте.
