Ознакомительная версия.
Неудовлетворенные развлечениями в табачной коллегии, скудными королевскими обедами, достоверное описание которых оставила нам родная дочь короля, придворные жаждали иного общества, более остроумных и изысканных бесед. И вот старые знакомые графини Козель стали изредка наведываться к ней; одинокая, скучающая женщина открыла двери своего дома для избранных гостей. По вечерам у нее собирались тайком придворные короля, вели себя тихо, скромно, ибо шуметь в Берлине никому не разрешалось.
Фридрих, конечно, знал об этом, – он знал обо всем, что происходило в столице, – но молчал. Его молчание придало смелости нескольким молодым придворным из числа офицеров, и они зачастили к графине. Собирались у нее обычно перед ужином, а так как Анна не привыкла рано ложиться спать, то засиживались далеко за полночь. Ночью бесшумно отворялись двери, и гости расходились по домам. Графиня Козель не могла заподозрить Фридриха, покровительством которого пользовалась, в чрезмерной симпатии к Августу, – слишком разные это были натуры, – поэтому она открыто поносила ненавистный Дрезден.
Графине, не скрывающей своей неприязни к легкомысленному Августу, передавали доходившие из Дрездена сплетни. Молодые завсегдатаи гостиной Козель немало любопытного поведали старикам, а те, в свою очередь, королю, когда он в клубах табачного дыма сиживал за кружкой пива в своей коллегии. Фридрих слушал с усмешкой и как-то странно покачивал головой, словно удивляясь смелости Козель, ибо сам приличия ради выказывал большую любовь и уважение к своему блестящему соседу.
Однажды вечером, когда молодежь, как обычно, собралась у графини, в гостиную неожиданно явился старый генерал, принадлежавший к избранному обществу табачной коллегии. Его приход несколько охладил пылкие речи гостей, но графиню ничто не могло остановить, и она продолжала поносить Августа. Старый генерал слушал, покачивая головой, и, казалось, не верил своим ушам. Было уже за полночь, гости стали расходиться, а генерал, к удивлению Козель, задержался. За весь вечер он почти ни слова не проронил, и теперь с большой почтительностью подошел к ней, чтобы откланяться.
– Графиня, разрешите сказать вам несколько слов, – начал он хриплым голосом, – провести у вас вечер очень приятно, но, несмотря на закрытые двери и окна, кое-что просачивается отсюда на улицу. Малейший ветерок может донести это до берегов Эльбы, и наш дорогой сосед и союзник разгневается на его величество короля Фридриха за такое попустительство, а это было бы крайне нежелательно его величеству королю Фридриху.
– Как? – нахмурившись, спросила Анна. – У вас даже в собственном доме человек не волен говорить то, что чувствует?
– Говорить-то он волен, – ответил генерал, – но его за это вольны отправить куда-нибудь подальше.
– Как? Меня?
– Дорогая графиня, – со вздохом сказал старый генерал, – это может случиться даже с вами. Здесь во всем военная дисциплина, такая уж у нас страна… Играйте-ка лучше в триктрак или пикет, это и приятно и безопасно.
Анна грустно опустила голову.
– Вы небось думаете, вот старый брюзга, пугает меня всякими ужасами. Верьте мне. И допустим, кто-то даже шепнул мне словечко, чтобы я предостерег вас.
Генерал медленно направился к двери, а Анна, иронически улыбаясь, опустилась на диван. Графиня не вняла совету старого генерала и, когда у нее опять собрались гости, говорила много и громко, словно бросая вызов мнимым опасностям. И вот однажды утром к графине Козель пожаловал генерал-губернатор Берлина Вартеслебен. Вежливо поклонившись, он улыбнулся и, покрутив ус, спросил:
– Я слышал, вы хотите графиня, переехать в более тихий городишко, в Галле, не так ли?
– В Галле? – изумилась Анна. – А что я там буду делать?
– Там, графиня, воздух очень здоровый, живописная природа, тишина, покой. Нет ничего приятней, чем жить в Галле.
Она с удивлением слушала губернатора.
– Но у меня и в мыслях не было поселиться в Галле, – не сразу ответила озадаченная и удивленная Анна.
– Странно, – возразил Вартеслебен, – а королю донесли, что вы очень хотите переехать в Галле, и он велел оказать вам там всяческое покровительство. Приказ короля – закон, обязательный для всех, поэтому мой вам совет ехать в Галле.
Анна долго не могла вымолвить ни слова; из глаз ее текли слезы, она ломала руки.
– Значит, это приказ, – прошептала она, – новое изгнание, но за что?
– Король полагает, что там вам будет лучше. В Берлине эхо слишком далеко разносит каждое ваше слово, а в Галле никто ничего не услышит, и вам будет спокойней.
Генерал-губернатор поднялся.
– Выехать вы можете не завтра, а послезавтра утром, – добавил он. – Погода стоит прекрасная, и путешествие доставит вам удовольствие. А так как дороги не всегда безопасны, по распоряжению короля вас до самого места назначения будет сопровождать отряд всадников. С его стороны это беспримерная любезность, которую вы, конечно, сумеете оценить.
Генерал Вартеслебен еще раз вежливо поклонился и вышел, оставив графиню в оцепенении.
Новый удар, как и полагала графиня, был нанесен из Дрездена. Ее хотели заставить молчать, покориться судьбе, смириться. Но несгибаемый дух ее восставал против насилия, и каждая такая попытка пробуждала в ней новую энергию. Графиня в тот же день велела паковать вещи, нанять лошадей, и верный Заклика, насупив брови, снова молча принялся за дело.
Когда Анна Козель садилась в экипаж, к ее дому сбежались зеваки, но, увидев красивую женщину в черном, с высоко поднятой головой, величественной походкой направлявшуюся к экипажу, окруженному вооруженными всадниками, в тревоге разбежались, словно перед ними была жертва, которую везут на эшафот.
7С некоторых пор на одной из узких улочек города Галле в скромном провинциальном домике неподалеку от здания, где непритязательное купечество и горожане давали балы, внимание прохожих стала привлекать женщина необычайной красоты; она по целым дням сидела у окна, глядя в небо невидящими глазами. Ее благородная осанка, нежные черты печального лица собирали под окнами толпы любопытных.
В Галле никто не знал, кто она, эта грустная, задумчивая, ко всему безучастная незнакомка, вызывавшая жалость и удивление. Одно было несомненно: в недавнем прошлом ее постигло большое горе. Всегда задумчивая, как бы отрешенная от всего земного, с блуждающим взглядом, обращенным не то в прошлое, не то в будущее, она вскакивала и в тревоге убегала от окна, заслышав шепот толпы.
Всегда запертые двери дома открывались очень редко: знакомых у нее не было. Слуга носил ей еду из соседнего трактира, и изредка какой-то молодой, хорошо одетый мужчина настойчиво стучался в дверь, его ненадолго впускали, и он выходил оттуда с грустным лицом. Студенты называли его возлюбленным прелестной незнакомки, но это было не так.
Ознакомительная версия.
