Последний защитник - Эндрю Тэйлор

он тоже. Это равнозначно тому, что бунты не возникли случайно, от праздничного безделья. Они были заранее спланированы. И если сам Бекингем не был организатором, то, по крайней мере, знал о них, держал язык за зубами и позаботился, чтобы его собственный бордель не пострадал. Все это означало, что…

– Нынешние беспорядки не такие, как прежде, – заметил Уильямсон. – Я подозревал, что это неспроста. Милорд Арлингтон только что сказал, что они напоминают нападения на публичные дома в Жирный вторник в давние времена. До войны подмастерья крушили бордели каждый год. Но сейчас дело обстоит иначе.

– Да, сэр.

– И все предстает совсем в другом свете.

Уильямсон отпер ящик стола и достал лист бумаги. Половину его занимало коричневое пятно, но напечатанный текст отлично читался.

– Кто-то сегодня утром приходил в Уайтхолл и оставил это у апартаментов короля и герцога Йоркского. Краска еще не высохла, поэтому, как я понимаю, сей опус, вероятно, вышел из-под пресса совсем недавно. Этот экземпляр был приколот к дверям миледи Каслмейн. – Он ткнул пальцем в лист. – Видите пятно? Ее светлость так рассердилась, что швырнула в него чашку с шоколадом. А потом отнесла королю. – Уильямсон протянул мне бумагу. – Ставлю фунт против пенни, завтра экземпляры появятся по всему городу.

Листок представлял собой петицию. Я сразу понял, что уже видел нечто подобное в гостиной во дворе «Кобеля и суки» во время своего первого визита туда: предварительные наброски, неоконченный черновик, написанный рукой Бекингема.

Кроме того, я, будучи сыном печатника, невольно отметил: петиция была набрана и напечатана качественно, а сие означало, как я знал из своего горького опыта подмастерья, что этим занимались без спешки. Я пробежал глазами текст:

Петиция бедных шлюх, обращенная к самой прекрасной, прославленной и выдающейся Леди Удовольствие, ее сиятельству графине Каслмейн. Скромное прошение несчастной компании обездоленных проституток, содержательниц публичных домов, сутенеров, сводников и прочих.

Нижайше сообщаем,

что Ваши просители долгое время содействовали практике сладострастных удовольствий и поощряли оную (ремесло, в котором миледи обладает большим опытом и проявляет немалое усердие, в результате чего высоко вознеслась и прославилась за последние годы). Однако теперь мы стали жертвами безудержной ярости лондонских подмастерьев и ремесленников, грубых и невоспитанных мальчишек, а также иных злобных и недостойных людей, лишивших нас жилья и возможности зарабатывать деньги, занимаясь своим привычным делом…

– Ну и наглость! – возмутился Уильямсон. – Обращаться к миледи, да еще в подобном стиле. И все эти вероломные инсинуации.

Я быстро прочел остальную часть документа, написанную в том же сатирическом ключе, якобы от имени мадам Крессуэлл, Дамарис Пейдж и всех их «сестер и товарищей по несчастью», и не мог не отметить, что составлена петиция была мастерски. Авторы просили леди Каслмейн помочь остановить бесчинства «до того, как нечестивцы сии придут во дворец к Вашей светлости и выразят презрение Вашему поклонению Венере, великой богине, которую мы все почитаем».

– Разумеется, все понимают, что мадам Крессуэлл и мадам Пейдж не имеют к петиции никакого отношения, – сказал Уильямсон. – Две эти содержательницы публичных домов могут быть осуждены на вечные муки на том свете, но они знают, как преуспеть в земной жизни, и ведут свои дела весьма ловко.

Составители петиции прозрачно намекали, что леди Каслмейн была величайшей проституткой Англии и, более того, если не принять меры, толпы недовольных пойдут на Уайтхолл. Иными словами, там содержалась угроза, что беспорядки могут перерасти в нечто близкое к восстанию против короны (в документе, правда, прямо не упоминалась резиденция короля, а говорилось про дворец ее светлости).

Я провел пальцем вниз по странице. И наткнулся на две строчки, которые перечитал несколько раз. Авторы петиции уповали на защиту леди Каслмейн, обещая, что «в обмен готовы связать себя какими угодно клятвами, дабы только способствовать ее светлости (как то делают наши сестры в Риме и Венеции в отношении его святейшества папы)».

– Ага… – протянул Уильямсон. – Вы обратили внимание на текст в скобках. Насчет платы за заступничество. Меня это тоже поразило.

– Миледи – католичка, – заметил я. – Автор напоминает нам об этом…

– На случай, если мы вдруг забыли, – перебил меня Уильямсон.

– И к тому же связывает сие с коррупцией папского престола. Он напрямую связывает двор с папистами.

– Да, в самом деле, – кивнул мой начальник.

Ни один из нас не напомнил другому, что король и его брат, как было широко известно, благоволили им, да и сама королева тоже принадлежала к папистам. Также не было секретом, что Карл II и его брат Яков, герцог Йоркский, оба находили усладу в борделях. То есть эту так называемую петицию можно было рассматривать как нападение непосредственно на его величество.

«Но и это еще не все», – подумал я и осторожно предположил:

– Не исключено, сэр, что этот дурацкий пасквиль как-то связан с неудавшейся попыткой провести через парламент Билль о понимании.

– Так… – протянул Уильямсон и сделал мне знак продолжать.

– Документ сей даровал бы терпимость всем, кроме католиков и некоторых сектантов. Но епископы и те, кто их поддерживает, решительно воспротивились его принятию, вследствие чего билль даже не был представлен в парламент. Они не хотят уступить ни дюйма даже пресвитерианам и им подобным, опасаясь, что это подорвет их власть и авторитет. Соответственно, половина Лондона, а не только подмастерья, ненавидит епископов и их союзников. А если вспомнить, кто всячески продвигал сей билль при дворе…

Тут мой начальник предостерегающе поднял руку, и я замолчал. Мы оба знали, что главным сторонником принятия вышеупомянутого документа был герцог Бекингем. Он самоуверенно утверждал, что якобы способен управлять парламентом в интересах короля, однако постигшая его неудача красноречиво опровергала это заявление.

Благодаря Кэт я располагал более полной информацией, чем Уильямсон. Мне было известно, что среди сторонников Бекингема был Ричард Кромвель. Я знал, что герцог активно обхаживал пресвитериан и других диссентеров, обещая им свое заступничество. Он использовал широко распространенное недовольство королем, его двором и епископами. Бекингем долго планировал эту якобы спонтанную вспышку недовольства, повлекшую за собой беспорядки. И петиция была частью его интриг.

Поскольку Бекингем не мог контролировать правительство без ведома монарха, он попытался сделать это иначе: с помощью недовольных подданных короля. Я вынужден был признать, что герцог действовал весьма оригинально и смело. Мало кто на его месте рискнул бы пойти ва-банк. Но Бекингем всегда считал, что весь мир крутится вокруг его персоны, и если он не может получить желаемое одним способом, то имеет полное право использовать любые другие средства.

Мы с господином Уильямсоном молча смотрели друг на друга. У моего начальника, не сомневаюсь, были свои