– Хорошо, – наконец крайне неохотно говорю я. – Но вы должны быть очень осторожны. Ничего не записывайте, никому ничего не говорите, кроме тех, кому мы можем доверять, даже на исповеди. Это все должно быть полной тайной. Ни словечка женам, и особенно я не хочу, чтобы об этом знали дети.
– Король не преследует семьи подозреваемых, – заверяет меня Джеффри. – Урсулу не затронул приговор ее свекру. Ее мальчику ничто не грозит.
Я качаю головой. Я не в силах напомнить ему, что видела, как моего одиннадцатилетнего брата забрали в Тауэр, откуда он больше не вышел.
– Пусть так. Это тайна, – повторяю я. – Дети не должны ничего знать.
Я вынимаю кокарду, которую мне дал Том Дарси, вышивку с Пятью ранами Христа и белой розой над ними. Выкладываю ее, развернув, на стол, чтобы мальчики ее видели.
– Клянитесь на этой кокарде, что все останется тайной, – говорю я.
– Клянусь в этом, – Монтегю кладет руку на кокарду, я накрываю его руку своей, а Джеффри опускает свою сверху.
– Клянусь, – произносит он.
– Клянусь, – говорю я.
Мгновение мы стоим, соединив руки, а потом Монтегю с улыбкой отпускает меня и рассматривает кокарду.
– Что это? – спрашивает он.
– Том Дарси дал ее мне, он заказал их, когда выступал в крестовый поход. Это кокарда защитника церкви против ереси. Одну он сделал для нашей семьи.
– Дарси с нами, – подтверждает Монтегю. – Он на прошлом заседании парламента выступал против развода.
– Он пришел к этому задолго до нас.
– И мы привезли кое-кого с тобой повидаться, – нетерпеливо произносит Джеффри.
– Если пожелаешь, – чуть осторожнее говорит Монтегю. – Она женщина святая и говорит необычайные вещи.
– Кто? – спрашиваю я. – Кого вы привезли?
– Элизабет Бартон, – тихо говорит Джеффри. – Монахиню, которую называют Блаженной Девой из Кента.
– Леди матушка, думаю, вам нужно с ней встретиться, – произносит Монтегю, предвидя мой отказ. – Сам король с ней встречался, Уильям Уархем, архиепископ, да покоится он с миром, приводил ее к нему. Король ее выслушал, он с нею говорил. Нет причин, по которым вам не следовало бы с нею встречаться.
– Она предсказывает, что трон займет принцесса Мария, – тихо говорит Джеффри. – А остальные ее пророчества сбылись, точь-в-точь как она говорила. У нее дар.
– Генри Куртене с ней встречался, а его жена Гертруда с ней молилась.
– Где она сейчас? – спрашиваю я.
– Она остановилась в Сайонском аббатстве, – говорит Джеффри. – Проповедует братьям-картузианцам, у нее видения, и понимает она больше, чем может знать простая деревенская девушка. Но прямо сейчас она у вас в часовне. Она хочет с вами говорить.
Я смотрю на Монтегю. Он ободряюще кивает.
– Она не под подозрением, – заверяет он. – Она говорила со всеми при дворе.
Я встаю с кресла и иду через холл в свою личную часовню в боковом крыле здания. На алтаре, как всегда, зажжены свечи. Одна свеча ярко горит в подсвечнике красного венецианского хрусталя перед статуей памяти моего мужа. Запах церкви – нотка ладана, сухой аромат, похожий на запах листьев, струйки дыма от свечей – меня успокаивает. Триптих над алтарем светится сусальным золотом, и младенец Христос улыбается мне, когда я тихо вступаю в теплую тьму, опускаюсь в поклоне и осеняю лоб крестом, смочив пальцы в святой воде. Тонкая фигурка поднимается с бокового сиденья, кивает в сторону алтаря, словно приветствуя друга, а потом поворачивается и приседает передо мной.
– Рада встрече с вами, Ваша Милость, ведь вы делаете угодное Господу, оберегая наследницу Англии, которая станет королевой, – просто произносит она с мягким деревенским выговором.
– Я опекаю принцессу Марию, – осторожно отвечаю я.
Она делает шаг ко мне, под свет свечей. Одета она в облачение бенедиктинок, некрашеную шерстяную тунику цвета сливок, схваченную мягким кожаным поясом. Скапулярий простой серой шерсти спускается поверх туники спереди и сзади, волосы монахини полностью скрывают апостольник и покрывало, затеняющие ее загорелое лицо и честные карие глаза. Она похожа на простую деревенскую девушку, а не на пророчицу.
– Царица Небесная велела мне сказать вам, что принцесса Мария займет трон. Что бы ни случилось, вы должны уверить ее, что это пройдет.
– Откуда вы это знаете?
Она улыбается, словно знает, что десятки молодых женщин, похожих на нее, работают у меня на земле, в молочных и прачечных моих многочисленных домов.
– Я была простой девушкой, – говорит она. – Такой, какой кажусь вам. Простой девушкой, как Марфа в писании. Но Бог в милости Своей воззвал ко мне. Я уснула глубоким сном и говорила о вещах, которых не смогла вспомнить, когда проснулась. Однажды я девять дней говорила языками, не ела и не пила, как тот, кто спит, но бодрствует на небесах.
Потом я услышала свой голос и поняла, что я говорю, и поняла, что это истина. Хозяин отвел меня к священнику, созвали знатных людей, чтобы те посмотрели на меня. Меня допросили, мой хозяин и священник, а потом еще архиепископ Уархем, и все подтвердили, что я возвещаю слово Божие. Бог повелевает мне говорить со многими знатными людьми, и никто меня не опроверг, и все, что я говорила, всегда сбывалось.
– Расскажите Ее Милости о своих предсказаниях, – просит Джеффри.
Она улыбается ему, и я вижу, почему люди тысячами идут за ней, почему ее слушают. Улыбка ее мила, но исполнена несокрушимой уверенности. Увидеть эту улыбку – значит, поверить ей.
– Я сказала кардиналу Уолси в лицо, что если он поможет королю оставить жену, если поддержит предложение короля жениться на мистрис Анне Болейн, то падет и умрет больным, в одиночестве.
Джеффри кивает.
– Так и вышло.
– Увы кардиналу, так и случилось. Он должен был сказать королю, чтобы прилепился к жене. Я предупреждала архиепископа Уархема, что если он не вступится за королеву и ее дочь принцессу, то умрет больным, в одиночестве, и бедняком, бедный грешник, он тоже ушел от нас так, как я предвидела. Я предупреждала сэра Томаса Мора, что он должен набраться мужества и поговорить с королем, сказать ему, что он должен жить со своей женой, королевой, и посадить свою дочь, принцессу, на трон. Я предупреждала Томаса Мора, что случится, если он не выступит, и этому еще предстоит сбыться.
Выглядит она глубоко потрясенной.
– А что случится с Томасом Мором? – очень тихо спрашиваю я.
Она смотрит на меня, и ее карие глаза темнеют от печали, словно приговор уже вынесен.
– Господь помилуй его душу, – говорит она. – Я и за него стану молиться. Несчастный человек, бедный грешник. Еще я говорила с вашим сыном Реджинальдом и сказала, что если он будет смелым, смелее всех остальных, то его мужество будет вознаграждено и он станет тем, кем был рожден стать.
Я беру ее за руку и отвожу от своих сыновей.
– И кем же? – шепотом спрашиваю я.
– Он вознесется в церкви, и его назовут Папой. Он станет следующим Святейшим Отцом и увидит принцессу Марию на троне Англии, и то, как истинная вера снова станет в Англии единственной верой.
Я не могу отрицать, это то, о чем я думала и молилась.
– Вы в этом уверены? – шепотом спрашиваю я.
Она встречает мой взгляд с такой неколебимой уверенностью, что я вынуждена ей поверить.
– Меня почтили видениями. Бог почтил меня образом будущего. Клянусь вам, я видела, как все это сбудется.
Я не могу ей не верить.
– И как наша принцесса обретет то, что ее по праву?
– С вашей помощью, – тихо отвечает она. – Вы были самим королем поставлены оберегать и поддерживать ее. Вы должны это делать. Никогда не оставляйте ее. Вы должны готовить ее к тому, чтобы она заняла трон, потому что, поверьте мне, если король не вернется к жене, править ему недолго.
– Я не могу это слушать, – решительно говорю я.
– Я вам ничего не говорю, – отвечает она. – Я рассказываю о своих видениях, а вы можете слушать или нет, как пожелаете. Господь повелел мне говорить вслух; этого мне довольно.
