Над войском Гора повисла тишина, Железные люди увидели силу старшего бога, поняли, что Гор даже не успеет прийти на помощь, если Сет сделает такое же движение в их сторону.
Но внимание бога тьмы было приковано к его сопернику.
Первым опомнился Нармер, он снова закричал, срывая голос:
— Боги, остановитесь! Вы уничтожите друг друга!
Между двух огромных как скалы фигур богов человек казался особенно маленьким. Гор и Сет замерли, боясь ненароком растоптать Нармера. А тот продолжил увещевать:
— Пусть ваш спор разрешит Великая Девятка богов!
— Девятка? — расхохотался Сет. — Из восьмерых, что входят в нее помимо меня, трое — Осирис, Исида и Нефтида — мои брат и сестры — заведомо против меня. Наша мать Нут ни за что не рассудит в пользу одного из своих детей в ущерб трем другим. Атуму все равно, что творится на Земле. Богам Шу и Тефнут я мешаю своим песком. Так кто будет судить?
— Пусть рассудит Геб. Он ваш с Осирисом, Исидой и Нефтидой отец, — не сдавался Нармер.
Сет снова проворчал об ослином упрямстве некоторых людей:
— Весь в мать! — Но согласился: — Согласен, пусть рассудит Геб. Не ты победил меня, Гор, а одна рыжая упрямица, которая хитростью выманила обещание не трогать вот его, — палец Сета ткнул в сторону Нармера, и юноша едва успел отпрыгнуть от черной молнии, превратившей песок под ногами в спекшуюся корку.
— Эй, Сет, осторожней.
— Ты же только что был готов принести себя в жертву ради победы? Уже передумал?
— Ничего я не передумал. Просто не хочу, чтобы вы поубивали друг друга. Договорились же, что Геб рассудит.
— Хитер! — рассмеялся Сет.
Гор смотрел на своего ученика, вольно болтающего с ненавистным Сетом, и внутри росло раздражение. Что-то не так, неужели Нармер признал Сета отцом и готов помогать ему? Что, если у Сета еще появятся сыновья? Этот распутник способен на такое…
Черная стрела на сей раз метнулась не из руки Сета, а из руки бога света, но это была ядовитая стрела, убийственная, нечестная, потому и показалась черной. Гор попал туда, куда метил, он сделал Сета бесплодным, поразив яички.
— Зачем?! — завопил Нармер, пытаясь закрыть собой замершего от неожиданности Сета.
— Это долг за отца и мой потерянный глаз. Теперь и Сет знает, что такое потеря.
Люди замерли от ужаса, они не слышали беседу богов, но понимали, что произошло что-то страшное, вернее, самое страшное впереди.
Сет выпрямился, несколько мгновений казалось, что сейчас он обрушит на Гора всю свою мощь. К ним со стороны армии Железных людей огромными прыжками мчался Тот, размахивая длинными руками и крича:
— Нет! Остановитесь!
Не дожидаясь приближения бога мудрости, Сет прошипел сквозь стиснутые зубы:
— Это не последняя наша битва, Гор.
Бог пустыни развернулся и зашагал обратно, а за его спиной началась сильнейшая песчаная буря.
Единственный глаз Гора оказался засыпан песком, люди закрывали лица, кашляли, бежали к Нилу, чтобы спастись. Буря скрыла огромную фигуру Сета, никто не знал, куда он ушел, но все понимали, что теперь Сет просто уничтожит Египет, засыпав песком Нил, как засыпал до того сотни рек и речушек.
Тот задал Гору тот же вопрос:
— Зачем?
— За мой глаз.
Буря бушевала несколько дней.
За это время она скрыла под барханами обе кузницы Железных людей, все, что успел выстроить на берегу Нила Гор, засыпала множество колодцев там, где на юге добывали золото и электрум — его сплав с серебром, уничтожила города и пашни, превратила реки в сухие вади, где вместо воды струился песок…
Заодно Сет уничтожил и Джаути. Ущелье перестало существовать, его за считаные минуты занесло песком вместе со всеми, кто там находился. Сету было все равно, он даже не вспомнил о людях и собственных наемниках.
Сет заперся в своем дворце, не подпуская никого.
Через три дня Гор был вынужден взмолиться, обращаясь к богу воздуха Шу:
— Останови ветер, иначе песок занесет Нил, и египтяне погибнут.
Ветер стих, но песок по воле Сета продолжал двигаться, барханы наползали друг на дружку, словно живые, их с трудом останавливали только холмы. Но песок заполнял пересохшие русла бывших рек и по ним стремился к Нилу. Ужас охватил всех. Гор взмолился, обращаясь уже к Тоту:
— Помоги!
— Ты нажил сильнейшего врага, поразив Сета в его гордость. Я не знаю, как помочь. Проси Геба, чтобы он скорей рассудил вас.
Сету, видно, надоело, буря утихла, а песок стал перетекать медленней, с этим справлялись. Пока справлялись.
У людей свои заботы, они понимали, что теперь Сет не простит Гора, и не столько радовались уничтожению войска Бессмертных, сколько молили Сета о снисхождении к ним самим.
Разгрести кузницы не удалось, Нармер вздыхал:
— Придется все строить заново. Только бы Сет снова не занес песком.
Его наставника интересовало совсем другое.
— Слушай, что ты там говорил про моего сына? — глядя в сторону и старательно делая вид, что вопрос неважен, поинтересовался Менес.
Нармер повернулся к нему, глаза заблестели:
— Прости, Менес, я глуп! Но я не мог сказать раньше, чтобы ты не боялся идти в бой. Незер родила от тебя сына и увезла его в Шедет. Назвала в твою честь Ману.
На лице Менеса недоверие сменилось возмущением, потом вернулось.
— Откуда тебе это известно?
— Незер сказала.
— Незер… — разочарованно протянул Менес.
Нармер фыркнул:
— Да, Незер! Она предложила Сету свою жизнь и Ка за наши с Ману жизни. Потому он и поклялся не убивать меня.
— Что?
— То, что слышал, — это Незер вынудила Сета поклясться своей силой в том, что не убьет меня и Ману.
— Где ты ее видел? — голос Менеса чуть дрогнул.
— В Джаути по ту сторону.
Нармер вдруг замер, пораженный какой-то мыслью. Менес смотрел на него, не понимая:
— Что?
— Менес, я дурак! Я совсем не подумал о том, как она выберется.
— Незер от Сета? Выберется… У нее знак защитный есть.
— Она этот знак мне отдала, понимаешь? А сама осталась безо всякой защиты. Там нельзя без знака — или в подвалах у Упуата окажешься, или вообще убьют! Хотя неизвестно, что хуже. — Нармер даже застонал. — Как же я об этом не подумал? Почему принял от нее знак и согласился уйти один?! — Он вскочил на ноги. — Мне надо в Шедет!
— Да, — поднялся и Менес. — Поспешим.
Менес не расспрашивал Нармера о Незер. Сопоставив все его прежние слова, он понял, как удалось выбраться самому юноше — ценой и впрямь могла оказаться жизнь его юной матери.
Песчаная буря оказалась не самой большой бедой.
